Из прошлого: Между двумя войнами. 1914-1936

Визит председателя и директора компании «Париж – Лион – Средиземное море». Они приехали разместиться в Лионе, масса людей из их персонала прибывает из захваченных немцами районов; по их словам, немцы подвергли бомбардировке Шато-Тьерри и, возможно, Шалон-на-Марне. Управление военных заводов также переводится в Лион.

В 18 часов мне нанес визит генерал Джузеппе Гарибальди, капитан Риччиотти Гарибальди, младший лейтенант Бруно Гарибальди и профессор Карло Эмилио Бацци; они просят меня устроить им встречу с правительством; они хотят поступить в армию (впоследствии, утром 26 декабря, Бруно Гарибальди был убит в Аргоннах, в лесу Грюери; Бацци был ранен).

Суббота, 5 сентября. На сегодняшний день мы имеем уже около 17 тысяч раненых, эвакуированных в Лион; смертельных случаев мало. Скоро откроются вновь организованные муниципальные госпитали.

Согласно официальному телеграфному сообщению от 5 сентября, противник будто бы собирается пренебречь Парижем, дабы попытаться осуществить обходный маневр; он достиг Ла-Ферте-су-Жуар, обошел Реймс и продвигается вдоль Аргонн. Мобеж подвергся жестокой бомбардировке. Отмечают победу русских под Лембергом[17].

«Ле Журналь» обосновывается в Лионе; меня только что информировал об этом Эжен Лемер; он сообщил мне, что Ретель и Компьенский лес были сожжены.

Воскресенье, 6 сентября. Согласно официальному сообщению, обходное движение врага как будто предотвращено. В Лондоне правительства Великобритании, Франции и России обязались не заключать сепаратного мира.

Понедельник, 7 сентября. Сегодня в главной квартире в Нёв-Мезон генерал Кастельно упомянул в приказе по 2-й армии лионца Вуатюре, «ефрейтора 2-го драгунского полка, который во время сражения 29 августа 1914 года проявил необыкновенную смелость в разведке. Смертельно раненный разрывом снаряда, он показал пример изумительного мужества, воскликнув: «Да здравствует Франция! Я счастлив, что умираю за нее!» Он умер с «Марсельезой» на устах.

Меня навестил г-н Жюль Камбон[18]. То, что он рассказал для печати, составляет лишь малую часть его злоключений. Его сначала направили в Австрию, куда он отказался ехать; ему стоило большого труда не допустить осмотра своего багажа. У него сложилось впечатление, что его хотели задержать так же, как его военного атташе. Женщины, ехавшие с ним, значительно меньше пострадали от грубости солдат, чем от немок из Красного Креста, проявивших неимоверную лютость. По его мнению, император несет ответственность за войну, но народ ее также желает. Германия хотела бы аннексировать все наши колонии. В Лондоне г-н Жюль Камбон видел одного министра. Англия будет бороться до конца; она просит Францию сыграть ту роль, которую сыграла Испания для Наполеона[19], и отступать, если потребуется, до Биаррица. «Русская перина ничего не боится».

Вторая беседа с Жюлем Камбоном. Утром того самого дня, когда ему вручили паспорта, с ним пришел повидаться фон Ягов и, так как толпа угрожающе ревела и свистела перед посольством, лукаво сказал ему: «Что бы сказали эти глупцы, мой дорогой друг, если бы увидели, как мы с вами беседуем, сидя на одном диване». Г-н Жюль Камбон был вынужден покинуть Берлин, не повидавшись с г-ном Бетман-Гольвегом[20], с которым он был дружен и которому одалживал книги, главным образом труды Жюля Леметра. Рассказ нашего посла относится к 3 августа; он продолжает настаивать, что за войну несет ответственность сам император, сильно завидовавший своему сыну и раздосадованный неудачей своей политики любезностей в отношении Франции. Он вновь говорил мне о своих злоключениях при отъезде. Сначала ему предлагали выехать в Швейцарию; он согласился. Тогда его известили, что он поедет через Австрию; он согласился на это при условии, что ему выдадут пропуск, так как его звание посла не обеспечивало ему неприкосновенности в этой стране. Ему выдают этот документ, затем объявляют, что он должен выехать через Данию. Начинаются мелочные придирки.

Атташе были предупреждены, чтобы они больше не обедали в своих обычных ресторанах. Отель «Бристоль» отказался даже их кормить без формального разрешения правительства. Так же поступили в отношении русского посольства, с которого запросили сто марок за десять эскалопов. Специальный поезд был лишен каких-либо удобств. За восемь километров от границы пассажиров заперли по одному в их купе; шторы на окнах были спущены, и у двери поставлен солдат с револьвером в руке. Пассажирам запретили держать руки в карманах. Г-н Жюль Камбон для вида читал; когда он попытался поднять штору, ему помешали. За поезд с него потребовали 3600 франков золотом, обещая впоследствии возвратить их испанскому послу. Такую же сумму потребовали с русского дипломата; он ответил, что она будет оплачена по счету после войны. Возле границы в поезд сел некий норвежский коммерсант, на самом деле это был, несомненно, сыщик, которого французы встречали затем в отелях, где они останавливались.