Из равнодушия восставший

Но ведь они есть. И если бы их насчитывалась на планете, всего лишь, несколько сотен тысяч, а то ведь не миллионы, а уже… миллиарды. Всё новые и новые страдальцы по разным причинам пополняют ряды бомжей, в буквальном смысле слова, лишних людей, которые или просто устали бороться за своё существование, или не привыкли к такому, невиданному и не очень понятному для них раскладу. Возможно, страдальцы во многом и сами виноваты в том, что происходит. Скорей всего, отчасти это так. Но только отчасти.

Пусть земной мир людей разделён на счастливых и невезучих. Пусть! «Но зачем же бороться за собственное существование, когда надо просто жить?». И всё! Радуйся солнечному свету, если он есть. Когда же и светило не ласкает лики человеческие приветливыми лучами, то стоит довольствоваться тем, что имеется.

Да и не по-божески получается – бороться. Ведь сопротивление и даже заступничество за ближнего и дальнего – уже, получается, грех, ибо кто-то будет непременно побеждён тобой или кем-то другим. Возможно, им окажется и самый близкий для тебя человек, причём, ни в чём неповинный.

По железнодорожному полотну, октябрьской осенью, уже немолодой бродяга шёл с тяжёлым и уже изрядно потёртым рюкзаком за плечами на Восток России новоявленный бомж Прохоров. В вечерней мгле, в бича, обросшего густой рыжей бородой, разгулявшийся и озверевший таёжный ураган безжалостно швырял не пригоршни, а цветистые охапки кленовых листьев.

Идущий слышал, как трещали стволы деревьев, а некоторые из них падали недалеко от насыпи, покорно и безропотно переходя в мир иной. У них, у деревьев, тоже есть свой рай и ад, и грешны они… по-своему. Но то ведомо, в данном случае, только им, представителям не только флоры и фауны, а всем живым существам, предметам и явлениям, обитающим в бесконечных обителях Мироздания. Они, вероятней всего, тоже разумны и, по-своему, счастливы и не совсем. К примеру, ныне брошенных бездомных собак тоже, как и отвергнутых самой жизнью и обществом людей, великое множество.

Получается, что не на столько совершенен и справедлив земной мир, как хотелось бы немногочисленным филантропам.

Несколькими годами раньше Прохоров, когда, как говорится, был сыт, одет и обут, он категорически был против существования бродячих собак. Опасны, непредсказуемы, зачастую больны, не являются украшением ни одного города или посёлка. Да, конечно же, их столько развелось, и они подлежат уничтожению.

А рядом с ними ещё и люди, обряженные в обноски, которые по утрам, вместе с бездомными собаками, голубями и воробьями, дежурят у городских мусорных баков. Здесь всегда можно найти себе кое-какую одежду, кусок хлеба и даже интересную книгу о слёзных переживаниях тех господ и дам, которые вогнали миллионы людей и собак в полную, беспросветную безысходность….

Опустившись на социальное дно, Прохоров начал понимать бродячих собак, даже любить их. Он разделил их долю, потому и стали для него эти четвероногие существа, по сути, братьями и сёстрами. Ни больше и ни меньше. Да и псы, и суки с печальными глазами уже не облаивали его, как иных, особенно, сытых и ухоженных. Собаки – не глупый народ, они многое видят и понимают. Теперь Прохоров, отныне и навсегда, был для них своим. И это не преувеличение, а факт.

Да и он, при первой же возможности, делился с ними последним куском, естественно, добытым большой частью в мусорных бачках. Что теперь-то стыдиться того, что есть?

Сырой, невидимый, мощный, безжалостный ветер не стонал, не рычал, он надрывно выл в телеграфных проводах, которые были протянуты от деревянного столба к точно такому же столбу. Они уже ни одно десятилетие стоят здесь, по обеим сторонам Восточносибирской железнодорожной магистрали. И как обычно, есть два пути: один – вперёд, в будущее; а другой назад, в прошлое.

Но чаще всего, у бродяг к минувшему все пути отрезаны раз и навсегда. И они, изгои не только родных и близких своих, но и единого человеческого общества, всех времён и народов, понимают, что перемен к лучшему не ожидается. Да и большинству из них уже и не нужны всякие и разные перемены. Ни к чему себя баловать и злить остальных.

Одна мечта: найти место для ночлега, да такое, чтобы не замёрзнуть. Есть, правда, и другая; не умереть с голоду, найти что-нибудь съестное. Благо, что залежалые продукты по утрам выносят из своих квартир хозяйки к мусорным бачкам. Случается, что и частные магазины балуют бродяг и пенсионеров своей просроченной продукцией.

А столбы телеграфные не просто стояли, а наблюдали за тем, сколько и когда пройдёт по шпалам новоиспечённых путешественников, ставших таковыми по воле злого рока, из былой уютной обители в совершенно новый и непредсказуемый мир опасностей, тревог, неверия и полных разочарований и огорчений в их никчемной жизни. Мизантропия, как раз, и базируется на человеческом равнодушии.

Не дай бог, если вот-вот она станет нормой даже в любой, отдельно взятой стране. От этого опасного заражённого участка и пойдёт цепная реакция, и уже никто не сможет остановить глобального взрыва. Никто! Да и некому будет.