Из рецензий и откликов на произведения Дмитрия Каралиса

Но главная фигура всей книги - конечно же, ее автор.

Каралис человек цельный. И очень строгий. Лично я его немного побаиваюсь. Когда я впервые был в его квартире на Васильевском острове, тогда еще на Малом проспекте, и он говорил мне откровенно и въедливо про свое понимание литературы, я ждал, что вот он сейчас мне скажет: "Вещи твои дерьмо, и пишешь ты охрененно плохо". И потом вдруг - после фразы про Льва Толстого - Каралис (классик, по моему разумению) смотрит на меня как-то искоса и, разливая по чашкам кофе, говорит мне, примерно, следующее: "Я мало что читаю из современной прозы и вообще подумывал в последнее время, что как-то она стала вонять тухлятинкой, но..." Из скромности, многоточием и закончу.

Мучительный поиск голоса - вот первое, что бросается в глаза читающему страницы "Автопортрета". "Не то, не так" - автор тычется в простые понятия и тут же себя осаживает, говорит: все это было, и нечестно писать, как все. И удивляется, если находит в литературе что-то достойное уважения. И опять: нечестно, нельзя писать плохо, когда есть такая хорошая книга.

"Дочитал "Палисандрию", съел бутерброд с баклажанной икрой. На душе хреново, маятность и скука. Думал о людях, с кем бы мне хотелось пообщаться, перебрал всех знакомых - не нашел...

Съел еще один бутерброд того же качества, но потолще. Закурил, конечно... и все думаю о Саше Соколове, о том, что мне так никогда не написать, но хочется - язык изумительный, дивный язык. И продолжать свою повесть в том унылом стиле уже не могу".

Часто ли писатель, работая над книгой, чувствует свою ответственность перед литературой? Часто ли меряет он свое творчество по вершинным ее образцам? Часто ли говорит себе: разве могу я написать и написать плохо, если есть уже Булгаков и Гоголь? Или Саша Соколов с "Палисандрией"?

"Прочитал повесть Бориса Житкова "Черные паруса"... Забавно, но не более. Для детей".

То есть - не для меня. Литература - школа. Важно отобрать главное. И отсеять чужое. Строгость - черта Каралиса.

Среди людей пишущих мне встречалось довольно много авторов, уверенных в своих силах и мастерстве настолько, что к ним было боязно подступиться. К таким людям я отношусь с недоверием. На словах можно быть Шекспиром, говорить о богоизбранности и таланте, о великих планах на будущее. Другое дело - что думает человек внутри. Дневники - это именно та форма литературы, где писатель открывается полностью. В дневниках он наедине с собой, здесь ему не нужно надевать маску и бить себя уверенно в грудь.

Читаю в "Автопортрете":

"Вчера закончил повесть. Сегодня перечитал и огорчился. Что я сказал? Ничего..."

Мне сразу же вспоминаются записные книжки Евгения Шварца с их навязчивой, беспокойной нотой:

"Лет много. Написано мало. Каждую новую вещь начинаю писать, как первую, со страхом".

У людей по-настоящему одаренных, какими бы несхожими они ни были в своей жизни и своих книгах, есть общая, сближающая черта. Это внутренние хрупкость и уязвимость, робость и неуверенность, непокой. Как бы это ни звучало парадоксально, но слабость такого рода есть скрытый источник силы. Все новое, все ни на что не похожее рождается во внутреннем непокое.! Если это не совсем счастье, то хотя бы приближение к нему.

Автопортрет / Дмитрий Каралис / 1999

Автопортрет писателя в интерьере

"EX LIBRIS" - Еженедельное приложение к "Независимой газете",

21 марта 2000 г.

Дмитрий Каралис. Автопортрет. - СПб.: Геликон плюс, 1999, 376 с.

СОВЕРШЕННО нет необходимости тревожить великие тени для того, чтобы прийти к выводу, что публикация и чтение литературных дневников - дело не только небесполезное, но также порой и небезынтересное. И если претенциозность имеет своей противоположностью непосредственность, то "Автопортрет" Дмитрия Каралиса, автобиографическая книга, написанная на основе его дневниковых записей 1981-1992 годов, есть книга истинно непосредственная, в чем-то даже с налетом простодушия.

Почти не ощущается никакой "литературы" в этой книге, не ощущается и стремления свести запоздалые счеты с самолюбивой писательской братией, к каковой принадлежит сам мемуарист. Никакого самолюбования, самовосхваления; напротив, рефреном проходит фраза: "сделано так мало, а сделанное так слабо и несовершенно", - отчего поневоле проникаешься к автору доверием. Повествование начинается со спецкомендатуры No 2 в поселке Коммунар под Ленинградом (проще говоря - с "химии"), куда попадает будущий писатель, и заканчивается символическим "венцом" - приемом в Союз писателей.