Из рода Бурого Медведя. Том 2 (СИ)

Я знал что праздник «День осеннего равноденствия» иногда называли «Днём бесноватых» из-за их возможной активности в это время. Официально такого праздника как «День бесноватых» не было.

— А что там? — сказал я с места.

— Буров, — не глядя на меня сказал Питонов. — Тебя руку не учили поднимать перед тем как задать вопрос?

Я поднял руку.

— Так что там господин Питонов?

— Там раньше был Переход, а в следствии этого в «День Осеннего равноденствия» как его называли раньше, там истончается барьер между нашим мирами.

— То есть мы туда тоже можем попасть? — подобрался я.

— Размечтался, — ответил Питонов. — Нет, только они могут пробиться к нам с той местности. Не считая бесноватых…

— Бесноватые везде могут быть! — сказал с места Бакланов.

Я вопросительно уставился на Питонова:

— Правда везде?

— Если у вас нет с ними дел, то боятся вам их нечего, — сказал Питонов. — Мы идём изучать удивительных тварей. Я как никак преподаватель по биологии…,— сказал Питонов.

— Как никак, — усмехнулся я невольно и тут же прикусил язык.

— Проблемы Буров?! — тут же рявкнул Питонов опустив свой высокий лоб с залысиной, и вперившись в меня взглядом исподлобья.

— Извините, — сказал я. — Ошибся.

— Кол за поведение…

— За что?! — возмутился я.

— За дерзость и за наглость…

Почему он дерзость Бакланова не видит, а только мою? У меня вусегда так. Подлость этого универа была в том что за плохое поведение тебя могли отчислить в конце года. То есть тут за поведение ставили оценки. И они могли ударить тебя в спину, когда ты этого не ожидал. При этом оскорблённый преподаватель сам определял цену искупления так сказать теми или иными работами. Если это не касалось преподавателей, то там было проще. Но я влетел именно как оскорбитель преподавателя…

— Зайдёшь после крайней пары, я назначу наказание, — сказал мнеи Питонов. — А теперь условия кто может со мной идти…

Аудитория недовольно загудела.

— Тихо! — скомандовал Питонов. — Идти могут те у кого оценка при поступлении была не ниже четвёрки с минусом. И слабачков я возьму не больше пяти человек. Ну кто желает попытать счастье?

— Я! — крикнул какой-то парень и поднял руку.

— Баранов у тебя тройка при поступлении по биологии была. И что значит «я». Говорите Имя Фамилию, когда поднимаете руку.

— Но я зато не слабачёк, — сказал Баранов.

— Нет, ты не идёшь, — отрезал Питонов. — Кто ещё…

— Михаил Буров, — поднял я руку.

— Буров Михаил, записываю…

— Я тоже пойду, Мария Снежекотова, — подняла руку Маша.

Парень который сидел рядом с ней тоже потянул руку и назвал своё имя, но Питонов тут же его осадил:

— Мария Снежекотова — идёт. Виктор Перепёлкин — слабоват ты… точнее на грани — не слабый, но и не сильный. Ну ладно ты идёшь …

Олег Буров поднял руку и назвал своё имя.

— Так ещё один Буров, — сказал Питонов. — Ты можно сказать слабачок.

— Не согласен, — обиженно воскликнул Олег. — Я может и не силач, но и не слабачок!

— Тоже на грани, но больше в сторону слабачка, — сказал Питонов. — Ладно ты идёшь. И так вакансии на слабачка осталось четыре…

В итоге из шестидесяти человек, всем требованиями удовлетворяли лишь пятнадцать. Но были другие группы и я думал, что ещё минимум наберётся человек двадцать. Почему так мало? Потому что наши группы из разных факультетов, считались самыми сильными по биологии.

— Идём в столовку, — сказал я Олегу.

— Идём, — согласился Олег.

— Что там сегодня?

— Говорят уха на двух рыбах из сазана и горбуши.

— Отлично! — обрадовался я. — Уху я люблю.

В просторном зале, хорошо освещённой столовой, оказалось полно народу. Пахучий запах ухи забивал все остальные. Что всегда бросалось в глаза так это огромный бойлер из нержавейки, который грелся электричеством и на котором висели большая бумажка с надписью «Применять магию для подогрева воды запрещено! Если вода недостаточно горячая, обратитесь к поварам!»

Почти все столы были забиты, под светом высоких окон царил галдёшь и суета. Кто-то садился, кто-то вставал и нёс подносы с пустыми тарелками в посудомойкам. Уличив момент, мы сели с Олегом за столик на четырёх персон и поставили стоймя салфетки на своих местах. Это значило что здесь занято.