Из рода Караевых

— Но у Грекова и почище были приказики. Контрразведка схватила как-то одну подпольщицу, еврейку, — она расклеивала в Нахичевани большевистские листовки с лозунгом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». И была казнена, бедняжка! По этому поводу Греков издал приказ по городу, который начинался так: «Ах, Ревекка Мироновна, Ревекка Мироновна!» А кончался предупреждением, что если, мол, «пролетарии всех стран» захотят соединяться «во вверенных моему попечению городах — Ростов-на-Дону и Нахичевань-на-Дону», то он, полковник Греков, их «поймает и повесит». Хорош полковничек?

— А какая же у него история была с Гришкой? — нетерпеливо спросил Игорь.

— Гришка подружился с одним эстрадным актером. Они вместе кутили и ухаживали за барышнями. А жил актер в той же гостинице, где жил и Греков. Гришка бывал у актера, и они, развлекаясь, по ночам раскрывали окна в актерском номере и орали, как коты, на весь двор.

Из гостиной вновь донеслось злобное мяуканье и урчанье. Игорь рассмеялся.

— Действительно, очень похоже!

— И вот они в ресторане знакомятся с Грековым. Сидят за одним столиком, выпивают. Полковник мрачен, как дух изгнания. Они его спрашивают: «Что с вами, полковник? Почему вы такой мрачный?» Полковник говорит: «Подряд несколько ночей не сплю. Представьте, господа, коты здесь, в этой паршивой гостинице, так орут, что спать совершенно невозможно». Посидели, разошлись. А на следующую ночь Гришка и актер опять встретились, открыли окна в номере и давай спьяну снова мяукать и урчать. И вдруг по окнам — бац! бац! — из револьвера. Они упали на пол, лежат. А стрельба продолжается. Стекла сыплются, женщины кричат. В гостинице — паника. Что такое? А это, оказывается, ростовский градоначальник сражается с котами!

В коридоре послышались мягкие шаги. Отворилась дверь, и в комнату вошел Андрей Каспарович. Это был черноволосый полный мужчина с бледно-желтым, восточного типа лицом.

Игорь вскочил, шаркнул ногой, поклонился.

— Здравствуйте, Андрей Каспарович! Мама велела вам кланяться.

— Спасибо, голубчик, — сказал Андрей Каспарович рассеянно. Он пожал руку Игоря своей вялой теплой рукой, отечески потрепал по щеке. — Как мы теперь тебя отправим домой, Игорек, я и ума не приложу! Движение пассажирское отменено. В поезд можно попасть только в порядке эвакуации по спискам командования. Боже мой, Елена Ивановна там с ума сойдет!.. Александр Николаевич обещал заехать после совещания у Кутепова, — обратился он к Диме, — расскажет новости. — Андрей Каспарович вздохнул и, погладив себя по большому животу, добавил со слабой улыбкой: — Где-то я читал, что один древний философ, чуть ли не Сократ, никогда не мыслил на пустой желудок. Правильный был человек Сократ. Пойдемте, мальчики, последуем его примеру.

8. КОМАНДИР МАРКОВСКОЙ ДИВИЗИИ

За столом разговор не клеился. Погруженный в свои невеселые мысли, Андрей Каспарович молчал, много ел. Лишь иногда, протягивая над столом руку и шевеля пальцами, он рассеянно произносил, обращаясь к сыну: «Гриша, дай мне… ну, это… как его?..»

Посмеиваясь, Гриша придвигал к нему поочередно то горчичницу, то солонку, то тарелку с маслинами, пока наконец не выяснилось, что «ну, это» и «как его» — хлеб.

Сам Гриша и кадет ели мало, но зато много пили. Гриша подливал белого вина Диме и говорил с шутовским, наигранным подобострастием:

— Димочка, я знаю, что вы философ и будущий великий ученый, а мы всего лишь бедные вольноперы, каковыми и останемся, если господь бог нас сохранит… родителям на утешение, церкви и отечеству на пользу. Но… выпейте с бедными вольноперами, они еще вам пригодятся!

Дима улыбался сдержанно, чокался с ним и с кадетом. Игорь тоже выпил два бокала. В голове у него приятно шумело, щеки и уши горели. Ему было легко и хорошо сейчас за столом, накрытым белой нарядной скатертью, в мужской взрослой компании. Он не думал, что будет завтра. Было ясно, что в жизни его наконец-то случилось нечто необычное, и это нечто заставляло трепетать и вибрировать самые тайные струны его души.

Андрей Каспарович вытер жирный рот, бросил салфетку на стол. Глаза его — черные, грустные, женственные — стали влажными. Не то от сытости, не то от переживаний.

— Что ж мы все-таки будем делать с Игорем? — сказал он, орудуя зубочисткой. — В поезд его не устроить, оставлять здесь тоже нельзя… Гришенька, милый, ты бы больше не пил. Хватит!

— Последний, папа! — Гриша хватил залпом бокал рислинга и сказал авторитетно: — Я знаю, что надо делать!

— Что, Гришенька?

— Надо попросить Александра Николаевича, чтобы он разрешил Игорю уйти из Ростова с марковским арьергардом. Вместе с нами. Главное — это ведь вырваться из Ростова, а там он как-нибудь доберется домой.

Андрей Каспарович поглядел на сына, потом перевел взгляд на Игоря и сказал:

— А ведь это идея! Игорек, ты способен сделать пеший переход?

— Конечно, Андрей Каспарович! — горячо отозвался Игорь. — Я сколько хотите могу пешком пройти. Мне это нипочем!

— А как ты, Дима, думаешь?

Дима пожал плечами:

— Если другого выхода нет, пусть идет. Только именно домой!