Из рода Караевых

— Вот вам, Нина Александровна, в подтверждение моей мысли. У них в армии народишко здоровый, злой на драку. А у нас… на одних ударных офицерских полках не выедешь! На кого мы можем по-настоящему положиться, если здраво рассуждать? Казачишки — дрянь, мурло. Того и гляди, тебя самого шашкой по затылку секанут. Вот разве на них только, на мальчишек! — Он с презрением показал глазами на Игоря. — А что стоят такие мальчишки в боевом отношении? — Он безнадежно махнул рукой. — Нет, если союзнички как следует за ум не возьмутся, нам труба!

— Союзники же помогают нам! — сказала дама.

— В двадцать раз больше нужна помощь! Нужны танки, аэропланы, снаряды! А главное — солдаты, боевая сила. Пускай кого угодно дают. Хоть обезьян дрессированных. Хотите за это Украину? Нате, подавитесь! Американцам Камчатку можно отдать, японцам — Дальний Восток, англичанам — на Кавказе что-нибудь. — Храбрый есаул в боевом азарте готов был всю «единую неделимую и великую Россию» отдать, лишь бы ему вернули его конные заводы.

— А вот еще Португалия могла бы!.. — не выдержал Игорь.

— Что могла бы Португалия? — уставился на него есаул.

— Португалия могла бы помочь!

— И для Португалии найдется кусочек, — сказал есаул вдохновенно. — Потом как-нибудь рассчитаемся, вернем свое. А сейчас пускай дивизии дают! А то… будет поздно.

В коридоре послышались быстрые шаги. В открытых дверях купе появился штабс-капитан, тот, что выставил Игоря ночью из вагона.

— Новость, господа! — сказал он, не обращая на Игоря ни малейшего внимания. — Только что был у главного врача. В Крыловской получена депеша. Наш поезд из Тихорецкой поворачивает на Екатеринодар — Новороссийск.

«Придется сойти в Тихорецкой», — тревожно подумал Игорь.

Он поднялся, сказал: «Спасибо!» Ему не ответили: пассажирам шестого купе было не до него.

Игорь вышел на площадку. Бесснежная пустая степь неслась навстречу поезду.

Пожалуй, только один Игорь изо всех пассажиров вагона «для тяжелораненых» не испытывал чувства смутной тревоги оттого, что поезд повернули из Тихорецкой на Екатеринодар, а потом, видимо, погонят дальше на Новороссийск, к морю. Игорю-то от Тихорецкой до дому рукой подать!

Но — странное дело! — не о доме и не о матери думал сейчас Игорь, стоя на вагонной площадке и глядя на несущуюся ему навстречу степь. Его очень задели рассуждения толстощекого есаула, владельца конных заводов.

Он вспомнил Диму, свой разговор с ним. Правильно сказал Димка про таких: «Гнилой сор». Худо их дело!

— Ну и черт с ними! — произнес он вслух с удивившей его самого неожиданной веселой злостью.

12. В ТЕПЛУШКЕ

В Тихорецкой Игорь долго бродил по бесконечным путям, пока не наткнулся на длинный темный эшелон с тяжело и гулко вздыхавшим паровозом. Наглухо закрытые товарные вагоны. Когда он отправляется? И куда?! Двери одной теплушки были раскрыты.

Игорь подошел, заглянул внутрь вагона. Там спали люди.

Засунув руки поглубже в рукава полушубков, надвинув на лоб кубанки и мохнатые папахи, по-братски прижавшись друг к другу, на соломе вповалку лежали казаки.

Могучий солдатский храп заглушал тихий разговор, который вели в углу теплушки невидимые собеседники.

Игорь постоял, спросил робко:

— Этот поезд на юг пойдет?

Кто-то отозвался нетрезвым тенорком:

— На юг! А чего?

— Скоро?

— А хто его знает? Свисток дадут — поедем!

— Можно с вами? Мне тут недалеко.

— А ты что за птица?

— Я не птица. Я доброволец.

— Какого полка?

— Первого марковского.

Наступило молчание. В глубине вагона заворочались, задвигались. В дверях теплушки возникла темная человеческая фигура.

Здоровенный казачина-урядник в полушубке и башлыке, с шашкой, висевшей на ремне, посмотрел на Игоря с высоты своего теплушечьего величия, сытно отрыгивая, спросил:

— Документ, е?

— Есть. Предъявить?

— Бисову батьке предъяви кое-чего.

— Зачем же вы меня тогда спрашиваете про документы?

— Для хвормы!

Урядник аппетитно зевнул.

— Полезай!

Он подал Игорю руку и одним рывком втащил его в теплушку.

Осторожно ступая, Игорь пробрался в угол, нашел свободное место и опустился на солому. В тот же миг раздался глухой свисток паровоза, эшелон дернулся, лязгнул железными суставами и покатился. Кто-то застонал и выругался во сне. Кто-то уже знакомым нетрезвым тенорком сказал:

— Игнат, не зачиняй дверей! Нехай ветерком провиет, а то вить тут такого одиколону напустили, дьяволы, не про дыхнуть!

Когда глаза привыкли к темноте, Игорь разглядел тех, кто не спал. Скуластый в кубанке, сдвинутой на затылок, что сидит на корточках у стены, — это, видимо, обладатель пьяного тенорка. Рядом с ним полулежит казак в бурке с широченными прямыми плечами, в мохнатой папахе. Вот он чиркнул спичкой, стал раскуривать короткую трубочку. Игорь увидел хищный орлиный нос, черную бородку, глаза навыкате с большими яркими белками. Горец! Какое, однако, свирепое лицо. Попадись такому под руку в атаке — разрубит до крестца, не моргнув.

Урядник, пустивший Игоря в теплушку (он сидел тут же у стены, рядом с подвыпившим казаком), сказал, обращаясь к горцу:

— Ну, и як же оно у вас дальше получилось?