Из рода Караевых

— Святая икона, я передал ей письмо! — сказал Пархаев Валентин, осенив себя крестным знаменем.

— Почему же она не пришла с тобой?

— Она хотела, святая икона! А потом за ней зашел Павел Орлов, из восьмого класса — знаешь? — и она с ним пошла в биограф! Я не виноват, давай вознаграждение!

Раздался свисток, поезд тронулся. Игорь вскочил на подножку вагона.

— Святая икона, я не виноват! Давай же вознаграждение! — продолжал канючить Пархаев Валентин. Он бежал, клянча и укоряя, рядом с офицерским вагоном, и видно было, что готов так бежать до самого Ростова.

Что оставалось делать Игорю? Он «дал ему злата и проклял его».

В купе, куда он вошел, сидели и тихо разговаривали двое пассажиров: усатый военный чиновник в старом кителе и полный штатский господин в сером, свободном, дорогом костюме. Они покосились на вошедшего гимназиста и замолчали. Игорь бросил свой портплед на верхнюю полку, залез туда сам, повернулся к оскорбившему его чувство холодному миру спиной и уснул так быстро, что даже не успел как следует пожалеть себя.

5. ПОСЛЕДНИЙ ПОЕЗД

Проснувшись утром, Игорь обнаружил, что едет один. Попутчики исчезли. Странно! По обрывкам фраз, которые он слышал, засыпая, можно было понять, что военный чиновник и штатский господин так же, как и Игорь, направлялись в Ростов. Куда же они делись?

Игорь вышел в коридор. Вагон сильно бросало на ходу. Мглистое, ненастное утро тревожными клубами паровозного дыма растекалось за окном. По пустому коридору гулял пронзительный холодок, пахнущий угольным перегаром, и от этого ощущение тревоги и неблагополучия стало еще острее.

Игорь отворил дверь соседнего купе — пусто! Отворил еще одну дверь, еще и еще. Пусто! Лишь в пятом купе оказался пассажир. Когда дверь с грохотом открылась, сидевший на диване хмурый подполковник в травянисто-зеленой английской шинели и в такой же фуражке с коричневым козырьком схватился за кобуру револьвера.

Увидев Игоря и гимназические петлицы на воротнике его шинели, он грубо выругался.

— Стучаться надо, господин гимназист!

В уборной Игорь кое-как умылся ледяной ржавой водой, почистил зубы. Дверь в служебное купе была открыта. Там сидели и пили чай проводники: пожилой и помоложе. Они были профессионально невозмутимы и спокойны. Когда Игорь проходил мимо, пожилой, с черными фельдфебельскими усами, что-то тихо сказал своему напарнику — невзрачному блондину с большой курчавой головой, а тот весело ответил ему:

— Теперь они врассыпную кинутся. Как крысы!

В Батайске поезд не остановился. Состав тихо, словно крадучись, проехал по мосту над замерзшим Доном, и Игорь успел разглядеть, что мост охраняют солдаты с черно-красными погонами на плечах. Корниловцы! Наконец поезд остановился у перрона ростовского вокзала.

Перрон был пуст и тоже оцеплен корниловцами. Командир оцепления, подпоручик, в шинели, перетянутой наплечными ремнями, поправил пенсне без оправы на озябшем, покрасневшем носу, сорванным голосом хрипло выкрикнул:

— Прибывшим господам офицерам и воинским чинам приготовить документы и быстро пройти в город. Вольных прошу следовать за мной.

Корниловцы с винтовками окружили немногочисленную группу людей в штатской одежде, с чемоданами и узлами, и повели их в здание вокзала. По заросшим, усталым лицам солдат, по их заляпанным грязью шинелям видно было, что корниловцы совсем недавно, может быть, лишь вчера, выведены из боя.

На вокзале пассажиров после тщательной проверки документов стали по очереди выпускать в город. Эту процедуру производил унтер-офицер, огромный детина, с жестоким лицом в рыжей трехдневной щетине, похожий на мясника с рынка, но с ухватками бойкого сельского писаря.

Он не просто прочитывал каждый документ, а долго вертел в руках так и этак, некоторые бумаги даже обнюхивал зачем-то и, возвращая документ владельцу, считал своим долгом всякий раз сказать что-либо смешное и остроумное. Хилому старцу в шубе с вытертым до мездры каракулевым воротником он ласково сказал:

— Нашли когда лечиться, папаша! Тут вам, в городе Ростове, сейчас такой клистир поставят, что оправляться будете уже на том свете. Проходите!

Возвращая паспорт бледной девушке в круглой меховой шапочке, он объявил, похабно осклабившись:

— Девица по паспорту! Песенка такая имеется: «Ах, мама, мама, мама, со мной случилась драма, вчера была девица, сегодня — дама». Проходите!

Из дверей боковой вокзальной комнаты два солдата вывели под руки человека в рыжем коротком полушубке, с разбитым, окровавленным лицом. Человек этот шел и… улыбался. Когда конвоир грубо толкнул его, чтобы заставить идти скорее, он с трудом разъял распухшие губы и громко, на весь зал, сказал:

— Чудаки вы, ваши благородия! Будто теперь вам это поможет!

— Большевик, наверное! — сказал кто-то из пассажиров почтительным шепотом. — Отчаянный!

Смешанное чувство восхищения мужеством этого обреченного на смерть человека и жалости к нему охватило Игоря. Но тут подошла его очередь. Унтер-офицер взял у Игоря справку, прочитал раз, потом второй, тяжело вздохнул и сказал: