Вот именно после этих достопамятных событий ряды сборщиков заметно приросли за счет профессиональных энтомологов, среди коих в прежние годы заниматься подобной деятельностью считался столь же "невместным", как для самурая - торговать. Самое же забавное (умом Россию не понять...) - что для кое-кого из этих высокоученых реликтов "Понедельника..." означенная деятельность стала не столько заработком, сколько способом продолжать собственные полевые исследования (поскольку в их собственных институтах финансирования не было даже на зарплату). Идея проста: ученым, как правило, интересна какая-нибудь невзрачная мелочь, а коллекционерам - крупные, красивые жуки и бабочки. И вот ты организуешь экспедицию, для себя собираешь там какую-нибудь "пыль" вроде наездников-браконид или жучков-пселафид (коими, кроме тебя, на всем земном шаре занимаются еще полдюжины таких же психов), а для подрядившего тебя дилера - крупных жужелиц и усачей; вырученных за них денег как раз хватит, чтоб окупить эту поездку... Согласитесь, что означенная схема финансирования зоологических исследований есть ни что иное, как практическая реализация классического постперестроечного анекдота: "Слушай, мы им уже полгода зарплату не платим, а они всё равно работают... Может, с них еще и за вход брать?"
3
Смеркается в горах быстро; стоит лишь заходящему на посадку солнцу чиркнуть брюхом по снежной штрих-пунктирной разметке соседних хребтов, как текуче-прозрачный сумрак, заполняющий ущелья, за считанные минуты загустевает в непроглядно темное, даже как будто лиловатое из глубины желе. Рядом с палаткой, отделенной от неумолчно гомонящего потока фестончатой кулисой карагачей, уютно горит костерок; языки огня страстно и умело ласкают пузатый закопченный чайник, и наконец добиваются своего: тот кончает прямо на уголья - кипятком из носика. ...Прошу извинения за грубый натурализм метафоры - экспедиция близится к концу, тут иной раз и не такое на ум придет (как некогда выразился один известный исследователь Аляски: "Если вы вдруг начали находить, что аборигенки "по-своему привлекательны" точно пора домой").
В круге света, создаваемом костром, двое: давешний ушкуйник (только уже без панамы) и таджик лет тридцати пяти с тонким, интеллигентным лицом. Ушкуйник сноровисто выхватывает из огня плюющийся чайник и, водрузив его на плоский камень рядом с костром, удаляется в сторону палатки. Таджик неспешно, со знанием дела заваривает чай, но начинать чаепитие медлит дожидается напарника; когда тот возникает из темноты, он с усмешкой кивает на закопченный чайник-ветеран:
- Помнишь, Витюша, на втором курсе, когда нам читали общую физику, поминали такую замечательную абстракцию - "абсолютно черное тело"; так вот, по-моему это как раз оно и есть, въяве и вживе...
- Полюби нас черненькими, Рустам, - подмигивает в ответ ушкуйник, запуская руку в принесенный им из палатки пластиковый пакет. - "Чугунный чайник - единственная отрада моя в путешествиях"...
- А это откуда?
- Даю подсказку: не из Стругацких... - и с этими словами Витюша, быстренько сервировав дастархан извлеченными из пакета полубатоном твердо-копченой колбасы, банкой ветчины и лимоном, энергичным движением, будто сворачивая голову курице, откупоривает темную пузатую бутылку. - Ну, что - отметим конец сезона? Или вы тут все такими мусульманами заделались, что со спиртным и не подойди?
- Из меня такой же мусульманин, как из тебя - православный, - хмыкает Рустам, подставляя кружку. - Вот если наш Пожизненный Президент решит вдруг объявить Тюркестан исламским государством - "тады ой", куда денешься...
- А он что, может?
- Он всё может. Но, по счастью, уже мало чего хочет... Ладно, давай за окончание сезона!
Выпив по первой, они некоторое время сидят в молчании, вслушиваясь в бормотание скрытой темнотою речки.
- Не, - вдруг подает голос Витюша, вернувшись по какой-то хитрой спирали к недодуманной ранее мысли, - не объявит он вас исламским государством! Спорим на коньяк? Он ведь успел начеканить монет со своим профилем, а ислам, сколь я в этом смыслю, такого страсть как не одобряет; таки что ж теперь - всё это в переплавку, или как?
- Монеты... - задумчиво щурится на огонь Рустам. - Знаешь, вы там, в России, если чего и знаете про нас, так только экзотические детали - ну, вроде того, что у нас тут стали казни преступников показывать по телевизору. А, между прочим, проза нашей здешней жизни куда назидательнее... Так вот, когда начеканили этих самых монет с профилем Тюркбаши всех Тюрок, во всех школах провели собрания и детям чугунным голосом поведали, что если какой засранец вздумает играть этими монетами в расшибалочку, то у Родного и Любимого от этого тотчас разболится голова, и тогда за головы родителей оного засранца никто не даст и этой самой монетки...
- Да ну?! - ошарашено откликается Витюша. - Средневековье какое-то... То есть это уже почище Тибериева "Закона об оскорблении величества"!.. Хотя у вас тут вообще богатые традиции: личные тюрьмы, сколь я помню, ваши начальники завели еще в Брежневские времена...