Из России в Индию. Пешком, под парусами и в седле: о 103-х путешественниках и 4-х великих навигаторах

Пушкин пишет «Путешествие из Москвы в Петербург» – то своеобразный отклик на «Путешествие из Петербурга в Москву» Александра Радищева. В черновике – как же хорошо, что сохранился – изложен разговор Пушкина с неким англичанином. Острый, смелый – о простых людях России и Англии.

Движение мысли Пушкина таково: созданный его воображением чужеземец улавливает, что русский собеседник не был в Англии, не знает ее, а узнать, оказывается, есть что. И вот дальше Пушкин выписывает от имени англичанина три негодующие вопроса-восклицания: «Так вы не видели оттенков подлости… А тиранство наше с Индией, а отношения наши с другими народами?»

1830.Две сказки. «Литературная газета». Недолго Пушкин был главным редактором этой газеты. Всего два месяца по отъезде издателя и друга Антона Дельвига в Москву. Но успел «поставить ей голос». И даже с индийским акцентом. К примеру, идут переводы английского историко-этнографического очерка «Убранство знатной еврейки», где напечатано про красоты Кашмира.

Но особо удивимся: Пушкин печатает две индийских сказки в переводе почитаемого тогда писателя князя Вл. Одоевского (№№ 11 и 13).

Первая «Тени праотцев (Индийское предание)». Она о том, что лекарю-брамину удалось излечить одного крестьянского сына, но оказался бессильным спасти второго – было на то веление от праотцев. Мораль сей басни: неблагодарность – порок! После спасения первого сына лекаря на радостях просто забыли, а во втором случае он был проклят. Познаем же стиль переводчика: «”Вот убийца моего сына! – вскричал собеседникам раздраженный отец, влача за собой бедного брамина» – он отравил его своим питием!” И молва о сём перешла из уст в уста; все смотрели на брамина, как на чудовище, затворяли от него двери, и горсти пшена никто не бросал брамину за праг своего дома».

Со 2-й сказкой – «Глухие.(Индийская сказка из книги “Pantchf-Tantpa”)» – как более выразительной – познакомимся по «Литературному приложению».

Как же однако эти знания накапливались у Пушкина?

Началы приобщения. Минуло ли любознательного отрока то, что стояло на полках отцовой библиотеки – «Московский журнал» с переводом I и IV действий шедевра мировой литературы «Шакунталы», который взял на себя сам Карамзин? Добавлю: будущий поэт владел и французским переводом «Шакунталы» – парижское издание 1803 года.

Лицей. Здесь преподает А. И. Галич, знаток Индии; он был даже наказан за изложение «противных учению веры понятий индийской философии». Еще факт: советский индолог И. Серебряков установил, что Пушкин в свои тогдашние годы читал поэму француза Э. Парни «Война богов», а в ней индийские мотивы. Попалась лицеисту и книга о мореходе Никите Шалаурове, напомню, о том, что мечтал найти путь из Сибири в Индию.

Знания от влиятельные современников. Не могли пройти для Пушкина бесследно «индийские» беседы с выдающимся историком Карамзиным и чтение его пока ещё рукописи фундаментальной «Истории государства российского», а там, как известно, прописана и Индия. Есть основания полагать, что именно от Карамзина он узнал о купце Никитине. Пушкин читает журнала «Вестник Европы» Карамзина, в коем прошло несколько статей об Индии.

Знания об Индии могли придти и от знатока этой страны первого директора Государственной публичной библиотеки и президента Академии художеств А. Н. Оленина. Пушкин с ним знаком.

Чадаев. Он пишет Пушкину так, что сразу же подразумевается – изложенное для поэта давно знакомо: «Друг мой, со времени индуса Вальмики, певца «Рамаяны», и грека Орфея до шотландца Байрона, всякий поэт и посейчас должен повторять одно и то же, в какой бы части земного шара он ни пел».

Индия напоминала о себе Пушкину иной раз просто забавно. Анна Керн, одна из близких Поэту современниц (как же блистательно воспета: «Гений чистой красоты»!) такое сообщала П. Анненкову, биографу Пушкина со слов друга Пушкина Антона Дельвига. Так Дельвиг предложил Пушкину послушать стишок своего братишки, 4-летнего мальчугана. И тут-то раздалось:

Индиянди, Индиянди, Индия!
Индиянди, Индиянди, Индия!

Керн так завершила свой рассказ: «Александр Сергеевич погладил его по голове, поцеловал и сказал, что он точно романтик».

… Как же обоснованно высказано о Пушкине, что он «наше все». Вот и его увлечения Индией – да в четырех высверкивающих гранях. Собственное творчество. Политическая – неприятие британского колониализма. Поощрение торговых отношений. И просветительство: переводы и публицистика совместно с другом Дельвигом в газете.

* * *