Из России в Китай. Путь длиною в сто лет

Поворот в наших отношениях пришелся на ноябрьские праздники 1935 года, когда Ли Мин пригласил меня на торжественный ужин, который устраивался в складчину китайцами все в той же гостинице «Союзная». Тут мой поклонник предстал передо мною совсем иным. Он восседал во главе огромного стола, произносил тосты, которым вторили присутствующие. Впервые я услышала тогда слово «тунчжимэн» (товарищи), оно прозвучало для меня очень красиво, вызывая ассоциацию с английским “gentleman”. Застолье было веселым, шумным, и заводилой, «душой общества» оказался, к моему великому изумлению, Ли Мин. От его обычной сдержанности, которая отличала его в нашей смешанной компании, здесь, в своей среде, не осталось и следа – языкового барьера тут не существовало. Из русских было всего два – три человека, включая меня. Мне показалось, что участники пиршества – в основном сотрудники китайской секции «Издательского товарищества иностранных рабочих в СССР» – с нескрываемым интересом, но без излишней назойливости посматривали на меня, и я поняла, что это были «смотрины», приуроченные к праздничным дням. Впечатление китайских коллег, похоже, сложилось в мою пользу, а мое – в пользу Ли Мина.

Постепенно возрастал интерес к нему, пришедшему как бы из другого мира, наполненного революционной романтикой и составлявшего резкий контраст с моими однообразными буднями. Скучная обстановка коммунальной квартиры, убогое существование, мелочные разговоры на кухне – на фоне этой серости Ли Мин выглядел загадочно и привлекательно. Он умел широко смотреть на вещи – ограниченное обывательское мышление было ему чуждо, как и мелкие материальные интересы. Я чувствовала, что это человек, который готов пожертвовать всем во имя идеи, и это было то главное, что привлекало меня к нему. Он поднимал меня, выводил за рамки обыденной жизни.

В довольно скупых словах Ли Мин рассказывал мне о своей учебе во Франции, о революционной деятельности в Китае: об Аньюаньской забастовке шахтеров 1921 года и шанхайских событиях 30 мая 1925 года. Из рассказов об Аньюаньских угольных копях, где Ли Мин (под своим настоящим именем Ли Лунчжи) вел работу по подготовке забастовки вскоре после возвращения из Франции, мне запомнился один момент. В Аньюане[42] был создан клуб для рабочих и школа по ликвидации неграмотности, где Ли Мин преподавал. С чего же он начал обучение рабочих иероглифам? Со слова «жэнь» – человек. Очень простому по написанию иероглифу он придал глубокое значение. Рабочим, объяснял мне Ли Мин, надо было прежде всего внушить, что они люди и имеют право на человеческое существование, без этого на борьбу их было не поднять. Небывалая в истории Китая Аньюаньская забастовка прошла под лозунгом: «Прежде мы были быдлом, а теперь хотим стать людьми!»

Смысл этих слов я поняла по-настоящему лишь тогда, когда сама побывала на угольных копях в Аньюане в 1984 году. Я встретилась с участниками забастовки – восьмидесятилетними стариками. С волнением слушала их рассказы о жизни на шахтах в 20-е годы. О том, как они работали в низких забоях, передвигаясь ползком, таща за собой корзину с углем. Нагишом, с одним только полотенцем на голове. А когда выходили на поверхность, это же полотенце превращалось в набедренную повязку, им и обтирались после мытья. Но что это за мытье в водоемчике, где была не вода, а сплошная угольная жижа! Не было денег на мыло, и угольная пыль навеки въедалась в поры тела. Старики-шахтеры припомнили один эпизод, связанный с Ли Лисанем. Когда стало известно, что владельцы копей приняли требования забастовщиков, Ли Лисань вскочил на скамейку у входа в шахту (мне даже показали это место) и стал изо всей мочи трубить в трубу, радостно оповещая о победе. Как это похоже на Ли Мина с его подчас почти детской непосредственностью!

Молодой учитель, организовавший профсоюз и приведший забастовку к победе, запомнился аньюаньцам. Шахтеры даже сложили о нем песню, которая долго бытовала в народе.