Из сборника «Человек из Девона»

МОЛЧАНИЕ Перевод Е. Лидиной

I

Горный инженер, ехавший в вагоне неапольского экспресса, разбирал бумаги в своем портфеле. Яркий солнечный свет подчеркивал мелкие морщинки на загорелом лице и давно не стриженную бородку. Из его пальцев выскользнула газетная вырезка. Подняв ее, он подумал: "Как она здесь оказалась?" Это была заметка из колониальной газеты трехлетней давности; он долго смотрел на нее остановившимся взглядом, словно за этим ненужным клочком пожелтевшей бумаги вставали видения прошлого.

Вот что он прочитал: "Мы надеемся, что препятствующие прогрессу цивилизации упадок в торговле и задержка в развитии столь перспективного центра нашей колонии - явление временное, и Лондон снова придет нам на помощь. Ведь не может быть, чтобы там, где так повезло одному, другие потерпели неудачу? Мы убеждены, что нужно только..."

И заключительные слова: "Ибо невыразимо грустно видеть, как лес все глубже укрывает своей тенью покинутые жилища, словно символизируя наше поражение, и встречать молчание там, где когда-то слышался веселый гул человеческих голосов..."

Как-то днем, тринадцать лет назад, будучи в Лондоне, инженер Скорриер зашел в одно из тех учреждений, где собираются горные инженеры, словно чайки на излюбленном ими утесе перед тем, как сняться и лететь дальше.

Клерк сказал ему:

- Мистер Скорриер, вас спрашивают внизу, там мистер Хеммингс из Новой Угольной компании.

Скорриер снял телефонную трубку.

- Это вы, мистер Скорриер? Надеюсь, вы в добром здоровье? Говорит Хеммингс. Я сейчас поднимусь к вам.

Через две минуты секретарь Новой Угольной компании, Кристофер Хеммингс, появился в дверях. В Сити его за глаза называли "выскочка Хеммингс". Он крепко пожал Скорриеру руку, почтительно, но с достоинством. Все в его подчеркнуто эффектной, полной важности фигуре, даже форма бородки стального цвета, было безупречно. И острый, настойчивый взгляд как бы приглашал в этом убедиться.

Он стоял, расставив ноги и подобрав фалды сюртука, настоящий "столп" Сити; казалось, на кончике его носа утвердился целый земной шар финансовых дел и забот. "Посмотрите на меня, - говорил весь его вид, - это нелегкий груз, но как свободно я несу его! Уж я-то не уроню его, сэр, можете на меня положиться!"

- Надеюсь, вы здоровы, мистер Скорриер, - начал он. - Я приехал по поводу нашей шахты. Речь идет о разработке нового месторождения, но, между нами, приступим мы к ней не раньше, чем в этом возникнет необходимость. Мне трудно убедить мое правление отнестись к этому с должным вниманием. Короче, вопрос вот в чем: согласны вы поехать туда от нашей Компании и представить отчет о положении дел? Поездка будет оплачена должным образом. - Он прикрыл левый глаз. - Дела там обстоят очень... гм... неважно. Мы намерены сменить управляющего. Я договорился с маленьким Пиппином. Вы знаете маленького Пиппина?

Скорриер пробормотал с некоторым неудовольствием:

- Да, конечно. Только ведь он не работал на шахтах.

Хеммингс ответил:

- Мы полагаем, что он нам подойдет.

"Вот как, - подумал Скорриер. - Что ж, очень приятно".

В Скорриере все еще было живо преклонение перед Пиппином, "королем" Пиппином, как его называли, когда они вместе учились в камборнской средней школе. Пиппин был тогда румяный и светловолосый мальчик, с неуловимым выражением умных светлых глаз, широкоплечий, слегка сутулый, имевший привычку как-то по-птичьи вертеть головой; этот мальчик всегда и во всем был первым и, казалось, высматривал, где еще можно применить свою энергию. Скорриер вспомнил, как однажды "король" Пиппин сказал ему ласково: "Давай, Скорри, я решу за тебя задачку", - и на неуверенное: "А это ничего?" ответил: "Конечно. Я не хочу, чтобы ты отставал от этой скотины Блейка, он ведь не корнуэлец". ("Скотина" Блейк был ирландец, двенадцати лет от роду.) Он вспомнил также случай, когда "король" Пиппин и два его товарища затеяли драку с шестью уличными мальчишками и получили хорошую трепку. Пиппин потом сидел добрые полчаса, весь в крови, сжав голову руками, раскачиваясь взад и вперед и плача от унижения. А на следующий день он убежал из класса и один напал на тех же мальчишек, и его снова зверски избили.

Вспомнив все это, Скорриер спросил только:

- Когда мне ехать?

В ответ Хеммингс воскликнул с неожиданной живостью:

- Молодчина! Я дам инструкции. Всего хорошего. Бросив на Скорриера острый взгляд, он вышел.

Скорриер остался сидеть с тяжелым ощущением какой-то смутной униженности и подавленности. В голове у него был туман, как после стакана крепкого портвейна.

Через неделю он и Пиппин были уже на борту пассажирского парохода.