Из сборника «Демон движения»

— Ничего себе ошибка! Вы что, коллега, не слышали, что мне ответили с обеих ближайших станций? Вряд ли можно говорить о каких-то случайно заблудившихся сигналах с дальних станций, о которых они бы не знали. Если они дошли до нас, должны были сначала пройти через их район. Следовательно?

— Следовательно, отсюда простой вывод, что сигналы исходят от одного из обходчиков на пути между Домбровой и Глашувом.

Помян пристально посмотрел на подчиненного.

— От кого-то из будочников, говорите? Хм… возможно. Но зачем? Почему? Наши ведь люди обследовали весь путь шаг за шагом и не нашли ничего подозрительного.

Служащий развёл руками.

— Вот уж этого я не знаю. Всё это можно выяснить позднее, согласовав с Глашувом. Во всяком случае, я полагаю, что мы можем спать спокойно и не обращать внимания на звонки. Всё, что было положено, мы сделали — пути обследованы тщательно, на линии никаких признаков опасности, которой нам угрожают. Я считаю эти знаки просто ложной тревогой.

Невозмутимость ассистента подействовала на начальника успокаивающе. Он простился с коллегой и на весь остаток ночи заперся в конторе.

Но дежурным путейцам было не так-то просто отмахнуться от происходящего. Люди столпились на блокпосту вокруг стрелочника и о чём-то перешёптывались с таинственным видом; время от времени, когда тишину ночи нарушал новый звонкий удар, склонённые одна к другой головы железнодорожников поворачивались в сторону столба и несколько пар расширенных суеверным испугом глаз следили за движением кующих молоточков.

— Дурной знак, — ворчал пожарник Гжеля, — дурной знак!

Сигналы так и продолжали играть до первого проблеска зари. Но чем ближе к утру, тем звонки становились слабее, тише, тем больше были промежутки между ними, пока перед самым рассветом сигналы не заглохли без эха. Люди облегчённо вздохнули, будто призрак ночи наконец-то встал с их груди.

Утром Помян связался с властями в Остое и отправил им подробное донесение о событиях минувшей ночи. Телеграф принёс ответный приказ ждать прибытия специальной комиссии, которая подробно исследует всё это дело.

В течение дня движение шло по графику и всё текло своим чередом. Но только часы пробили семь часов вечера, как тревожные сигналы отозвались в том же, что и вчера, порядке, то есть сначала сигнал «оторвались вагоны», потом приказ «задержать все составы», наконец требование «прислать локомотив с рабочими» и отчаянный вопль о помощи «прислать машину с рабочими и врачом». Характерным было чередование в подборе комбинаций сигналов, из которых каждая последующая сообщала о нарастании воображаемой опасности. Сигналы совершенно очевидно дополняли друг друга, образуя разорванную промежутками цепь, какое-то зловещее повествование о мнимой беде.

Всё же, как бы там ни было, а происходящее походило на издевательство или глупую шутку.

Начальник сыпал проклятиями, подчинённые вели себя по-разному — одни смотрели на всю историю с юмором и посмеивались над исступлёнными звонками, другие усердно крестились. Блокмистр Здун повторял вполголоса, что это чёрт сидит в сигнальном столбе и назло всем молотит по звонку.

Как бы там ни было, а никто знаки всерьёз не воспринимал, и на станции положенных обычно в таких случаях шагов предпринимать не стали. Тревога с перерывами возобновлялась до рассвета, и лишь когда на востоке проступила бледно-жёлтая линия, звонки затихли.

Наконец, проведя бессонную ночь, около десяти утра начальник дождался прибытия комиссии. Из Остои приехал надинспектор Тэрнер — высокий щуплый пан со зло прищуренными глазками, и вместе с ним целый штаб канцеляристов. Началось следствие.

Господа «сверху» уже имели сложившийся взгляд на события. Сигналы, по мнению надинспектора, исходили из будки одного из обходчиков на линии Домброва-Глашув. Оставалось только дознаться, из чьей именно. В соответствии со штатным расписанием на этом участке было десять будочников; из этого числа следовало исключить восьмерых, не располагавших аппаратами для подачи такого рода сигналов. Подозрение, следовательно, падало на двоих оставшихся. Инспектор принял решение допросить обоих по месту несения службы.

После обильного обеда у пана начальника из Домбровы сразу после полудня отправился особый поезд, везущий следственную комиссию. Полчаса спустя эти господа вышли у домика обходчика Дзивоты, одного из подозреваемых.

У бедолаги, перепуганного количеством незваных гостей, едва не отнялся язык, и на вопросы он отвечал как человек, которого вырвали из глубокого сна. Истратив на расспросы больше часа, комиссия убедилась, что Дзивота ни в чём не повинен и ничего не знает.

Чтобы не терять даром времени, пан надинспектор оставил его в покое и отдал своим людям команду отправляться ко второму будочнику, на котором он теперь сосредоточил всё своё следовательское внимание.

Сорок минут спустя прибыли на место. Никто не выбежал им навстречу, и это было странно. Пост словно вымер; никаких признаков жизни во дворе, ни единого живого духа вокруг. Глухая тишь вместо патриархальных звуков домашнего хозяйства, молчит петух, не кудахчет курица.