Из сборника «Девушка в тюрбане»

Ничто в окружающем пейзаже не предвещало песчаной прибрежной полосы, которая внезапно открылась перед ними с опушки леса. А дальше сверкала голубоватая спокойная гладь бухты, ее можно было бы принять за озеро, если бы не безгранично широкая линия горизонта.

— Как видите, это граница моего именья.

Бернхард через силу слушал своего спутника — он был ошеломлен, море оказалось так близко, а он-то думал, что вокруг замка далеко-далеко простирается земля. Старик рассмеялся, заметив его изумление.

— Моя страна, как и ваша, невелика, до границ ее рукой подать.

Гость и хозяин несколько задержались у моря, и солнце уже стояло в зените, когда они отправились в обратный путь. Долго шагали молча.

— Вы давно не выезжали из своего именья? — полюбопытствовал купец.

— Никогда не выезжал, мессер Бернхард, даже в юности. Я родился в этом замке и ни одного дня не ночевал под чужой крышей.

Голландцу это показалось невероятным, вопросы так и просились на язык, но он промолчал, памятуя категорический ответ датчанина.

В передней замка их ждала дочь Херфёльге; подобно отцу, она вела себя с гостем непринужденно, что удивляло Бернхарда, ожидавшего большей сдержанности от юной и неопытной девушки, к тому же столь хорошо воспитанной. Она без малейшего смущенья подошла к Бернхарду и сняла с его плеч запыленный плащ.

— Входите, мессер, — пригласил его из залы господин Херфёльге, держа в руках графин молодого вина. — Прошу вас, садитесь, отдыхайте, скоро будем обедать.

Так спокойно прошел и первый и второй день, никто не напоминал о картине, привезенной ван Рейком, а сам купец охотно подчинился благожелательной воле хозяина и, когда дела вновь призвали старика в поле, опять присоединился к нему и благодаря радушию, каким его окружили, как будто бы уже привязался к здешним местам. То недолгое время, что он проводил в одиночестве, не тяготило его, он с удовольствием гулял в парке и вокруг замка и сам отыскал дорогу к морю, которая так поразила его прошлым утром.

Пройдя этот путь без провожатого, он почувствовал, что ему здесь очень хорошо, и, покидая пустынный морской берег, испытал желание еще раз вернуться сюда, но в тот вечер предстояло показать картину господину Херфёльге, а после заключения сделки задерживаться повода не будет. Он прогостил три дня, а ощущение было такое, словно он давным-давно знает имение, его молчаливых обитателей и необыкновенного хозяина. Впрочем, ему нужно было еще заехать в столицу, продать то немногое, что привез из своей схевенингенской лавки, а затем вернуться домой.

Он почувствовал укол совести при мысли, что не отправил ни строчки Мириам, но тут же успокоил себя: дома наверняка все в порядке. Три дня в замке пролетели так стремительно, что недосуг было думать ни о чем, по крайней мере так казалось честному Бернхарду.

Он глубоко вздохнул и замедлил шаг — к чему спешить. Подойдя к въездному мосту, купец направился не в замок, а свернул направо, в парк.

Девушка сидела на деревянной скамье, прислонившись к вязу, и ван Рейк заметил ее, только когда поравнялся с ней.

— Это вы, мессер? — нимало не смутившись, сказала она и повернулась к нему. Бернхард поначалу растерялся, но взял себя в руки и вежливо ответил. Юная дочь Херфёльге держалась непринужденно, в ней редкостным образом сочетались полудетская непосредственность и трезвое отношение к окружающему миру.

Ван Рейк тоже присел на скамью, поглядывая с опаской на большого белого пса, растянувшегося у ее ног, того самого норвежского бухунда, которого видел в первый день затаившимся на лужайке у рва.

— Он не тронет, у него только вид грозный, а на самом деле он добряк. — И босой ступней она ласково погладила пса по загривку, он подполз ближе, подставляя голову. — Отец сказал, что жена ваша скоро станет матерью и с нетерпением ждет вашего возвращения.

— Мириам — женщина разумная, и здоровье у нее крепкое, она не боится родов, и потом, к тому времени я наверняка буду дома.

— Сколько у вас детей?

— Это первенец, но, как я уже говорил, жена у меня терпеливая и привыкла к моим поездкам. — (Надо сказать, что в этом случае память подвела славного Бернхарда!) — У нас по-настоящему преданные слуги, жена за ними как за каменной стеной, и она это знает.

— Сегодня вечером отец будет смотреть картину, которую вы привезли, — заметила девушка и снова погладила пса.

— А я ведь до сих пор не знаю вашего имени, сударыня.

— Ариадна.

Бернхард удивился.

— Это имя, по-моему, не слишком распространено в Дании.

— Да, вы правы, но это имя моей матери, а она получила его в честь бабушки, гречанки, или, может быть, я путаю, в честь прабабушки. Оно издавна принято в нашем роду, и отец выбрал его для меня.

По боковой аллее приближалась домоправительница, разговор тотчас направился в другое русло, она пришла выслушать распоряжения хозяйки касательно обеда. Оказалось, надо было кое-что обсудить в кладовой, обе женщины попрощались с Бернхардом и покинули парк. Пес бросился за ними.

VIII