Из семилетней войны

– Теперь можете идти вниз, уважаемый кавалер, – пообедать с пажами и отправиться в Берлин… Надеюсь, вы еще побываете у графини до вашего отъезда, а потому прошу передать ей мой нижайший поклон… Воспользуйтесь ее умными советами и поступайте соответственно.

Симонис низко поклонился и сошел вниз к Мальшицкому. Обеденный час во дворце уже приближался. Для пажей накрыли стол в соседней с передней комнате. Обед был очень скромный, так как во дворце во всем соблюдалась экономия. После обеда, когда король обыкновенно занимался чтением, Макс ушел из дворца. Выйдя на улицу, он не знал, как возвратиться в Берлин.

III

В тот же вечер наш молодой карьерист, почистившись немного и освежив парик, поспешил в «раек» четвертого этажа к графине де Камас… Последняя, казалось, ждала его… Когда он вошел, графиня пошепталась о чем-то с пришедшей к ней какой-то придворной дамой, которая сейчас же оставила ее.

Старушка торопливо подошла к Симонису.

– Ну, говорите обо всем… Были вы в Сан-Суси? Ну и что же? – спросила она… – Говорите все…

Симонис и не думал скрываться перед той, которой он был всем обязан, и весело рассказал графине все, что с ним случилось в Сан-Суси.

Не упустив из вида ни малейшей подробности и обладая даром рассказчика, Симонис доставил ей большое удовольствие; графиню в особенности обрадовала счастливая случайность с собаками…

– Вы чрезвычайно удачливы, – смеясь сказала она, – что попали в такое хорошее время… Король не всегда бывает в таком хорошем настроении… А ведь вы могли нарваться и на что-нибудь гораздо худшее… Итак, поздравляю вас с победой, а равно с тем, что вы познакомились с Пельницем, который умеет смешить, но полезным никому быть не может… Теперь, – прибавила она, подвигаясь ближе, – поговорим серьезно. Так как молодые люди по большей части нерасчетливы, а новые знакомства дорого стоят, то я считаю не лишним сделать вам небольшое одолжение… но вам не придется возвращать мне эту сумму… Вы заслужите ее письмами ко мне, которые будете писать каждую неделю. Все письма ваши передавайте Бегуелину, а он уж мне их перешлет. Я, как пожилая женщина, не имея никакого занятия, очень любопытна… меня все интересует… Итак, пишите ко мне обо всем, все, что увидите, услышите и даже почувствуете в воздухе… обо всем сообщайте… Около Брюля и его жены вертится много молодых людей… если б и вы могли втереться к ним, познакомиться с графиней Мошинской, сойтись поближе с любимцами министра, то это бы вам очень пригодилось. Для начала, пока еще ничего не сделано, вы можете познакомиться с служащими в канцелярии министра в качестве любознательного иностранца и молодого человека, желающего повеселиться… Об этом вы мне тоже должны подробно написать… Ведь вы меня понимаете?

Старушка, по выражению глаз, видела, что Симонис прекрасно понимает свое назначение: глаза его блестели от радости. Однако ему казалось, что он еще должен убедить в этом графиню.

– Я отлично понимаю, графиня, – отвечал он, – что самая мельчайшая вещь, необдуманно сказанное слово, может иметь значение. Разузнать по возможности больше, хотя бы это даже были сплетни, и передавать их вам, словом, все, что только я услышу… это будет первой моей обязанностью.

– Но запомните раз навсегда, – прибавила графиня понижая голос, – что от мужчины вы больше всего можете узнать за бутылкой вина, а от женщин, – когда какая-нибудь в вас влюбится.

Скромничая, Симонис опустил глаза.

– Не стыдитесь, – смеясь продолжала графиня, – вы молоды, красивы, остроумны; умеете держать себя в обществе; и меня бы нисколько не удивило, если бы в вас там кто-нибудь влюбился… Саксонские барыни не забывают времен Августа Второго. Не нужно только с ними серьезничать, так как они ничего серьезного не любят. Для вас, так же как и для них, это должно служить только развлечением, из которого умный человек должен извлекать пользу.

Симонис сразу понял это и обещал примениться ко всему.

Графиня вынула из-под маленького пресс-папье два письма, приготовленные заранее, и подвинула их к Максу.

– Одно из них, – сказала она, – отдайте вашему соотечественнику Бегуелину, а другое – моей старой приятельнице, баронессе Ностиц, фамилия которой хотя и происходит из Саксонии, но она родилась в Берлине и всей душой предана нашему бранденбургскому двору. Это уже не молодая женщина, но вы найдете у нее радушный прием, и она может давать вам полезные советы; оба письма вам пригодятся…

Старушка на мгновение замолкла и призадумалась, как бы припоминая, о чем еще следовало сообщить, а затем продолжала, повышая голос: