И чтобы уже совсем закрыть эту тему, расскажу поподробнее о том эпизоде, о коем поминал уже в предыдущей главке. То обстоятельство, что проходили мы – я, Марк, Витька, другие мои экстернатские кореша – по одному делу и не смели о том заикнуться, разбило, разрушило нашу юношескую дружбу, наше доверие к товарищу, вычеркнуло из жизни желание общаться, разговаривать, спорить, просто встречаться в одной компании. Уже осенью сорок пятого Марк должен был призываться. Разыскал меня: встретимся, попрощаемся. Приехал я к Красным Воротам, поднялся в ту, столь памятную мне квартирку. За столом Марк и Виктор. На столе бутылка, какой-то закус. «Ухожу, братцы» – смурый Марик, печальный. Нам это не грозило, а если и грозило, то не скоро. Подняли – «За счастливую службу! Защищай родину!» Потом по второй – «Чтобы попались тебе хорошие начальники!» А разговор не идет. Так, перекидываемся словами о каких-то мелочах. И в глаза друг другу смотреть муторно.
– Слушайте, ребята, – решился я. – Ведь уже полгода прошло. Как у вас все это было? Неужели так и отмолчимся? Водили на Лубянку? – Витька набычился, глядит в стол.
– Водили, – выдавил Марк.
– Какого же лешего мы это друг от друга скрывали? Ведь верили, ведь друзьями считались. Про многое одинаково думали. Значит, с Семеном Александровичем беседовали? Не забыли? А мне он тогда очень даже понравился, человек, по-моему...
– Не надо об этом, – пробурчал Виктор.
– Не надо, так не надо, – согласился Марк.
– Эх, мы! Большевики беспартийные. Революционеры... Просто честные люди... И не доверяем друг другу. Ладно, Марик, счастливо тебе служить. А я пошел. Бывайте! – и хлопнул дверью.
С тех пор никогда Витьку не встречал. С Марком году в пятьдесят шестом столкнулся как-то на улице. Остановились. Оба женаты, у обоих дочки. Работает фотографом. Ничего зашибает. Свои три куска имеет. Есть левый доход. Семья, что поделаешь. И тоже навсегда канул в прошлое дружок моей юности. Я тогда едва тысячу зарабатывал, но не в деньгах, считал, счастье. Обещал звякнуть как-нибудь – телефон-то прежний у Марка остался... Но не собрался, а своего ему не дал... В семидесятом, к двадцатипятилетию Победы, получил по новому адресу (мы уже получили квартиру, переехали из барака) открытку, подписанную Майкой Шадриной, Марком и Федуловым: «Приходи с женой, вспомним молодость». И адрес. Колебался, но не пошел. А ведь один из самых ярких дней жизни провели мы вместе – день, помнящийся по часам, – день Победы. 9 мая 1945 – длинный, начавшийся еще на рассвете, ликующий, горько-радостный. Все кругом уже ждали, и вот Левитан объявил: Победа! – в нашем коридоре, в общежитии Мострамвай треста взорвалось – «Победа!» – выскочили из дверей, чуть не в исподнем, плачут, целуются, каждый тащит к себе – «Чем бог послал!» Одевшись, наскоро выкатился я на набережную, а там уже толпа, прут к Каменному мосту, на Красную площадь. Завертело меня, закружило, кого-то качал, с кем-то пил. Через Никольскую добрался до метро, доехал до Красных ворот, позвонил: собираются у «Швабры» – у нее действительно уже человек десять из нашей обычной компании. Наскоро «отметили» – и на Садовое, потом по Кировской к центру. Прямо по мостовой, демонстрация! Подсаживая друг друга, вытащили из флагштоков несколько флагов, успели дворники повесить на стенах. Размахиваем кумачом, орем «Интернационал». Что-то слишком громко у нас получается. Обернулся, а за нами валит народ. Серьезно, истово, со слезами на глазах поют опальный гимн.
До чего же долгий и суматошный день! До чего же счастливый! Казалась – укажи сейчас – и пойдут люди куда угодно, как там в стихе: «На жизнь, на подвиг и на смерть!» Самое трудное свершат, горы свернут. Ловят военных, качают, кричат. Мы победили! Мы – победители! Конец войне. Машины еле ползут в толпе, на багажниках, на крышах легковушек, а то и прямо на капоте – люди. Орут, смеются, плачут. Какой день! Какой день! И солнце. И небо – чистое-чистое. Весеннее. День Победы. Куда идти? С кем еще разделить переполняющую сердце радость? На Дзержинскую не пробьешься – толпа – масса. Ухватившись друг за друга, чтобы не разбили, не разбросали в разные стороны, обнявшись, сворачиваем по Комсомольскому переулку на Сретенку, бочком, у стеночки, чтобы не мешать мощному потоку, льющемуся навстречу, пробираемся к Садовой, идем снова к Майке. Девчонки еще утром успели чего-то приготовить. И вино там есть. Вот ведь не сговаривались, а собрались вместе, сбились. Все здесь. Перекусили и снова на улицу. К центру. Толпа разбивает, теряем друг друга, снова находим, сцепляемся. Кучкой. А на улице, еще светлой, зажглись фонари! Уже несколько дней горят по вечерам. Никакой светомаскировки. Ах, какой день! Кажется, не только друзей милых, всю улицу, всю Москву, весь мир готов принять в сердце – распахнуть грудь и принять, вместить ликующую Вселенную. Победа! А рядом самые близкие, так же думающие. Единомышленники. Самые дорогие и верные люди. Друзья. Но друзья и те, кого видишь впервые, которые готовы петь с тобой, беситься от радости, танцевать, плакать...