Из штрафников в гвардейцы. Искупившие кровью

— Почему долго не докладывал? — спросил полковник Колчин, и в голосе его чувствовались и раздражение, и удовлетворение действиями Седьмой роты, и беспокойство о дальнейшей их судьбе.

— Соблюдал радиомолчание. Проявлял военную хитрость, — ответил Нелюбин.

— Ладно, хитрец, держись. Как себя ведет противник?

— Пока тихо. В километре или двух выше по течению почти весь день шел бой. Выясняю, что там и кто там. Вернется разведка, доложу. Думаю, им пока не до нас. Но дольше ночи они нас тут терпеть не будут.

— Держись, держись, Нелюбин. Удержишь плацдарм, звездочка тебе обеспечена.

Несколько дней назад, еще на марше, в ротах зачитали приказ: кто первым ступит на правый берег Днепра, закрепится, удержит плацдарм и обеспечит переправу вторых эшелонов, получит высшие награды, вплоть до звания Героя Советского Союза. Когда рота пошла вперед и появился шанс действительно первыми в дивизии перебраться на тот берег, у Нелюбина нет-нет да и вспыхивал внутри честолюбивый огонек утереть всем нос и прицепить к гимнастерке какой-нибудь солидный орден. Но теперь, оказавшись в овраге, окруженном с трех сторон противником, силы которого пока были неизвестны, а с тыла рекой, ротный об орденах уже не вспоминал. Думал о другом.

Если ночью его усилят хотя бы батальоном, да с орудийной поддержкой. Если помогут штурмовики и тяжелая артиллерия. Если подбросят боеприпасов и эвакуируют раненых. Тогда они, пожалуй, смогут расширить плацдарм и удержать его до прихода дивизии. Но для этого нужно, чтобы сюда прибыли офицеры связи и корректировщики из артиллерийских и авиационных частей. А то ведь лупанут и «горбатые», и «боги войны» по своим, как это не раз случалось.

Первыми вернулись минометчики. Шли, часто перебирая босыми ногами и оскальзываясь на сырой стежке, как дети после рыбалки, в пути застигнутые дождем. Нагруженные ящиками, они радостно дышали в темноте, посмеиваясь над тщедушным подносчиком Степиным.

— Ну, самоварщики, что там у вас?

— Да вон, Степин чуть не утоп.

— Косануть решил. Как налим под камень. Воевать не хочет.

Минометчики отыскали боеприпасы на глубине около трех метров. Ныряли, хватали ящики и волокли их под водой к берегу. Степин ухватил свой ящик и долго не выныривал. Астахов и Тарченко бросились за ним. Но тут с берега ударил пулемет, хлестнула на голос потревоженной воды дежурная очередь, плеснула в черное непроницаемое небо электрическим светом ракета, потом другая. И, пока они не отгорели над кромкой правого берега, минометчики не выныривали. Степина, чтобы не вынырнул под пули, притопили, а потом вытащили за ноги. Лежал потом под обрывом, блевал тиной и илом, пока его товарищи перетаскивали ящики. Там же отыскали и противотанковое ружье погибшего расчета.

— Молодцы, — сказал Нелюбин. — Объявляю вам благодарность. Награды выдаю немедля: ступайте к старшине, он вам нальет по сто граммов. Для сугреву и в порядке поощрения.

Минометчики сразу повеселели. Вскоре вернулся Сороковетов.

— Ну что, раскулачили старшину? — поинтересовался Нелюбин.

— Раскулачили. — Сороковетов стоял уже обутый, в шинели, накинутой на голое тело. Его время от времени трясло. — А что, Кондрат, разведка так и не вернулась? — спросил он, слушая ночь.

Старики, оставшиеся со штрафной, называли Нелюбина кто по имени и отчеству, а кто просто по имени. Ему и самому такое отношение бойцов, с кем прошел огонь и воду, было по душе. Службу они знали, и, когда надо, обращались по уставу.

— Нет пока. Жду.

— Стрельба в деревне была. Небось наши напоролись.

— Не дай бог.

— Там по реке трупы плывут. Кто на бревне, кто на плоту… Видать, вверху тоже форсируют.

— Разведка и туда ушла. Вернутся, расскажут.

— А может, если они там закрепились, нам с ними соединиться? А, Кондрат?

— Посмотрим. Но приказа такого не поступало. Полк-то здесь переправляться будет. А там и вся дивизия. Так что пока нельзя нам уходить. Да и позиция тут хоть и паршивая, но все же какая-никакая, а есть.

Разговаривали они шепотом, приткнувшись касками друг к другу. Чуть погодя сон начал одолевать обоих. Но Нелюбин спохватился первым и толкнул минометчика в грудь:

— Сидор! Ты что, ектыть, спишь на посту?

— Я? Нет, не сплю. Согрелся малость, после наградных, — виновато вздохнул Сороковетов. — А замполит же наш где? Отдыхает?

— Где там. В разведку напросился. Туда, к городу пошел, где бой был.

— Боевой у нас замполит. Не то, что Кац.

Нелюбин ничего не ответил. Пустой разговор, и поддерживать его не хотелось. Но минометчик, видать, вспомнил бывшего замполита роты неспроста. Зевнул протяжно и спросил:

— Где ж теперь наш героический еврей?

— В штрафбат направили.

— Так ему и надо. Пусть с винтовкой повоюет. Да в атаку сходит. В первой цепи. Слышь, Кондрат, ребята интересовались: а что, в штрафных батальонах одни офицеры?

— Ну да.

— И что, рядовыми в атаку ходят?

— А ты что, приказ двести двадцать семь не читал?