Из штрафников в разведку

– Никого они не найдут, – уверенно ответил лейтенант, – это я тебе обещаю! Все чисто сделаем – ни одной травинки кровяной не останется. Трупы в лес завезем и в болотине утопим. Лошадь бросим, она домой вернется. А пропажу полицаев на партизан спишут. Есть же у вас тут где хоть маленькие отряды?

– Да разговоры ходят, но сама не видела никогда, – нерешительно ответила Надежда и с сомнением покачала головой: – Ой, боюсь я, не быть добру!

– Волков бояться, хозяюшка, – в лес не ходить! – Прохоров подбадривающе подмигнул женщине и деловито распорядился: – Все за мной! Ганевич, Ахатов – в охранение! Миронов – со мной!

Дукин особо мудрить не стал – привязал Серого к столбу, подпиравшему ветхую крышу сарая, некогда бывшего сеновалом. Уголовник встретил лейтенанта и Миронова взглядом, в котором одновременно смешались и страх, и ненависть, и робкая надежда на то, что разведчики передумают и все еще может закончиться благополучно.

– Дукин, выйди! – Прохоров, не обращая внимания на тихо поскуливающего пленника, требовательно посмотрел на Алексея: – Рядовой Миронов, перед вами стоит враг. По законам военного времени предатель и полицай Серый приговаривается к высшей мере – к смертной казни! Приказываю приговор привести в исполнение!

Алексей, темнея лицом, неуверенно сдернул с плеча ремень автомата и передернул затвор.

– Ты что, стрелять собрался? Совсем сдурел – хочешь всю округу на ноги поднять? – сухо спросил Прохоров, хлопая ладонью по стволу мироновского ППС.

– А как тогда? – растерянно посмотрел на командира Алексей.

– Как, как… Кверху каком, вот как! – разозлился лейтенант и коротко приказал: – Ножом его кончай!

– Товарищ лейтенант, нельзя же, наверное, так, – неуверенно пожал плечами Миронов. – Он же вроде как военнопленный, да еще и связанный…

– Военнопленный – это солдат вражеской армии, захваченный с оружием в руках, – сузив глаза и бледнея от злости, сквозь зубы процедил Прохоров. – Или добровольно сдавшийся. А эта тварь не военнопленный, а предатель Родины, трус и последний гад! Прикажешь тут трибуну поставить и судить его по всем правилам? Может, еще и оркестр военный, а? Вот что, боец, мне тут гимназисты и истерички с нервами не нужны, понял?! Мне волкодавы нужны! Чтоб грызть любую фашистскую падлу на раз, а не антимонии разводить! Вот такая тебе моя политинформация. Кончай этого гада – у нас еще дел невпроворот… Утри сопли и доставай нож! В шею не бей – кровь саданет так, что весь сарай угваздаем, а нам лишние следы ни к чему. Под вздох бей – так оно и проще, и надежнее!

– Люди вы или кто? Что ж вы меня, как свинью, колоть собираетесь? – потерянно сказал Серый, глядя себе под ноги. – Советы он дает… Я ж какой-никакой, а человек!

– Человек?! – лейтенант дернул шеей и яростно ощерился. – Это ты человек? Да ты клоп вонючий, дерьма куриного кусок, а не человек! Такие, как ты, хуже любого скота! От лошадей и коров ничего кроме пользы, а вы? Жрете, пьете, баб тискаете… Ты за всю свою жизнь поганую хотя бы на кусок хлеба своими руками заработал, падла?! Да у тебя даже имени нормального нет – только кличка собачья. А туда же – человек он! Все. Кончай его!

«Прав лейтенант – тряпка ты, Леха Миронов! – собираясь с духом, мысленно ругал себя Алексей. – Вон, сердце как у воробья колотится и ладони холодеют. А перед тобой и в самом деле не человек – зверь это бешеный. Вот такие же, как он, жену старшины Хоменко и Ольгу, дочку, в таком же, наверное, сарае сожгли. Живьем сожгли! Они кричали, а твари эсэсовские и полицаи их из огнеметов… Старшина, я все сделаю! Сейчас сделаю… Сейчас!»

Миронов, до боли сжав зубы, шагнул вплотную к Серому, левой рукой крепко ухватил полицая за плечо, а правой, с зажатым в кулаке ножом, резко ударил приговоренного врага под ложечку. Мелькнула нелепая мысль, что не попал – настолько легко клинок пробил одежду и вошел в тело. Серый дернулся, как-то странно хакнул, и Алексей тут же почувствовал, как под левой рукой потяжелело и медленно обвисло чужое тело. Стараясь не смотреть жертве в лицо, выдернул нож и посмотрел на клинок – сталь была окрашена яркими разводами алого цвета.

– Вот и молодец! На-ка, хлебни – тебе сейчас полезно, – Прохоров протянул Алексею флягу. Миронов машинально сделал большой глоток, задохнулся, на глазах выступили слезы – спирт во фляге лейтенанта был неразбавленный. – Ты выдыхай, выдыхай… Ты все сделал правильно, даже и не думай, понял! Эх, Леха, Леха, мягкое еще у тебя сердце, а для войны надо, чтоб как сталь, как камень! Ты вот вроде и повидал уже немало, а все равно нет в тебе жесткости настоящей, мужичьей, понимаешь? Ты просто пойми и запомни: мы ведь не генералы, что в штабах сидят, в карту чистеньким пальцем тычут и чаи с коньяками попивают. У них своя работа, а у нас – своя. Мы простые чернорабочие на этой войне! Это нам достанется вся кровь, пот, грязь и дерьмо, вся пахота черная. Ну, работа наша такая! И я хочу быть в каждом из вас уверен, как в себе самом, понимаешь? Мы все – это один кулак! Крепкий и надежный… Ну, полегчало чуток?