«…Петр Иванович принимал непосредственное участие в подготовке и проведении наступательных операций 3-го Украинского фронта.
Особенно много сил и энергии вложил он в подготовку и осуществление Ясско-Кишиневской, Будапештской, Венской операций, обеспечение действий войск фронта по освобождению Румынии, Болгарии, Югославии, Венгрии. А вообще для своего таланта как оперативника он был достаточно скромным человеком. Никогда не выпячивал свое имя, не претендовал на получение высоких правительственных наград, не выпрашивал должностей. Эти качества он пронес по своей службе как в Комитете государственной безопасности, так и Главном разведывательном управлении Генштаба ВС СССР».
Летом 1944 года Петр Иванович с радостью узнал о появившихся «немцах в Москве». Ему рассказал все подробности этого прямо-таки театрального действа один из офицеров Управления КР СМЕРШ фронта, выезжавший в Москву для доклада направленцу в ГУКР о полученных оперативных материалах от зафронтового агента о намерениях гитлеровской верхушки в проведении сепаратных переговоров с нашими союзниками.
Дело в том, что в июле руководство НКВД через свои войска провело в Москве уникальную операцию под кодовым наименованием «Большой вальс». К вечеру 16 июля 1944 года в столицу неожиданно прибыло пятьдесят пять эшелонов с военнопленными гитлеровцами. Ночь фрицы провели на поле Центрального аэродрома, где когда-то взлетал и садился военлет Петр Ивашутин на тяжелых бомбардировщиках.
Потом рядом с аэродромом построят новое здание для ведомства военной разведки страны, и генерал Ивашутин до самой пенсии проработает в «стекляшке». Так ласково называли военные разведчики свою «альма-матер».
Но вернемся к летним событиям в Москве 1944 года.
А в 10 часов утра следующего дня битым гитлеровцам после побудки, завтрака объявили срочное построение и сразу же — «сбор». Оттуда их провели по Москве — улицей Горького. Впереди шествовало 19 генералов и 600 офицеров, а за ними — 56 000 вражеских солдат. Эти немцы попали в плен в разное время на различных фронтах. Теперь их собрали всех вместе для «экскурсии».
Шли они во всю ширину одной из центральных улиц столицы, по двадцать человек в ряд. Битые гитлеровцы удивленно озирались. Наверное, они предполагали увидеть город в развалинах и руинах, как им твердила геббельсовская пропаганда о результатах точечной бомбардировки советской столицы на протяжении всей войны. Но как ни вглядывались они в проезды и переулки, на крыши домов, в проемы распахнутых окон с любознательными москвичами — ничего подобного увидеть не смогли.
В день «захвата немцами Москвы» погода была по-летнему солнечной, поэтому дома и деревья, обласканные дневным светилом, казались ярче и нарядней. Толпы уставших от войны москвичей и гостей столицы стояли рядами вдоль улицы и смотрели молча на мимо проплывающих низложенных «тевтонцев» двадцатого века.
Тишина была удивительной, только слышно было шарканье ног военнопленных по мостовой. Шар-шар, шар-шар — отвечали стертые подошвы сапог и ботинок.
Гитлер обещал войну закончить по плану блицкрига в пределах четырех недель и к октябрю 1941 года захватить Москву, проведя в ней парад. Затем в его сумеречном сознании появился план: уничтожить российскую столицу — сровнять ее с землей, а потом затопить. И вот через три года фашисты оказались в Москве, но в положении поверженных и посрамленных воителей, понуро бредущих в жестоком спектакле истории по улицам того города, который они намеревались захватить и уничтожить.
Одним из символических действий, вписанных в этот политический спектакль, было прохождение поливальных машин, которые по замыслу его режиссеров смывали пыль от сапог и ботинок гитлеровских военнопленных, победно прошагавших половину Европы.
«Да, красиво обыграли в Москве проводку колонны немцев по центру столицы, — размышлял Петр Иванович, — в назидание потомкам. Пусть знают, история России не раз говорила ворогу — не замай, не трогай! С мечом пришли — от меча и погибнете. Еще чуть-чуть, и Третий рейх будет доломан, посрамлен и уничтожен. Его создатель — Гитлер был убежден, что его творение будет жить вечно. Вечное с преступным режимом никогда не уживается».
Войну П. И. Ивашутин закончил в музыкальной, веселой, восторженно принимавшей наших воинов Австрии. Там встретил и День Победы…
Никаких трофеев с войны он не привез, потому что довольствовался самым меньшим, на что имеет законное право, потому что порядочность у него была судьей над совестью. Ивашутин измерял свое право своим долгом. А долг, как он считал, — это то, чего в конкретную минуту не сделает никто, кроме него. Такие люди венчаны долгом и честью. Надо полагать, что это и есть высокая духовная составляющая.