Из смерти в жизнь

Дух человеческий, еще недавно вспомнивший весь свой путь до момента гибели, теперь, столкнувшись с воспоминанием о таком множестве человекоподобных рас, засомневался, какой же из них владел он сам. В самом ли деле он был духовным «я» тех шести миров, что пожрало солнце? Или он принадлежал к одной из более удачливых рас, присоединившихся в конце концов к космическому сообществу? Или он был одним из многих, не сумевших вылупиться из куколки, или из тех несчастных, что, слишком рано вооружились энергией атома, не поднявшись еще до тех духовных высот, которые позволяют правильно распорядиться этой силой? В его видении смутно мелькнули многие такие расы-подростки. Одна безрассудно распорядилась этой разрушительной энергией и превратила свой мир в необитаемую пустыню. Другие воспользовались новой силой, чтобы перестраивать собственную биологическую природу, и по неразумию сделали себя нежизнеспособными или попросту безумцами. Немало было и таких, кто, играя с могучими силами, превращал свои планеты в горстки астероидов.

Чем долее дух человеческий перебирает в мыслях эти миры, тем больше он сомневается, которая из промелькнувших человеческих рас – его раса. Быть может, он все же принадлежал к тем немногим, кто постепенно набирал силу, чтобы в свой срок дойти до исследования космоса телепатией и ясновидением – к тем, кто в свой срок стал первопроходцем и основателем космического сообщества? Он не знает. Однако, скорее всего, почти наверняка, он все же дух шести низших миров, уничтоженных пламенем.

Жизнь и смерть космоса

Дух человеческий помнит, как с подножия холма вечности он видел рождение, жизнь и смерть космоса. Он засвидетельствовал первое мгновение космического времени, когда творческая мысль верховного Другого проявилась в единственной световой точке, беременной всей энергией будущей вселенной. Но о самом замысле и о его источнике он ничего не знал, потому что даже в то вечное мгновение вершина представлялась небесной белизной, изрезанной шрамами расщелин и смутно проглядывавшей в высоких белых облаках. Зато он хорошо помнит, как из этого невообразимого замысла вылупились пространство и время, вся физическая энергия и духовная сила.

С того первого мгновения космос затягивало расширяющееся газовое облако, медленно распадающееся на отдельные облачка. Те, в свою очередь, раскручивались и уплощались, выбрасывали спиральные рукава, крошились на звезды. А там и тут летучие вихри первородной силы сталкивались со звездами и вырывали из них материю для будущих планет. И там и тут среди новых миров зарождалась жизнь; и там и тут – дух.

Одна за другой созревали галактики. Все новые разумные миры связывались друг с другом через космическую пустыню; вернее, они погружались в глубины собственной психической природы, пока не отыскивали в глубине тайное единство духа. И в своем разнообразии, и в основополагающем духовном тождестве космическое сообщество обогащалось опытом и объединялось целью. В этом единстве и богатстве пробуждался дух вселенной множества галактик, нашего космоса. Ведь дух этого космоса был просто единством опыта и воли, превосходящим все богатство его разнообразия, и он властно требовал объединения вопреки всем конфликтам. Снова и снова завязывались жестокие распри, оружием в которых служили не физические, а психические силы. Противники, разделенные непреодолимыми далями пространства, могли, тем не менее, уничтожить чужой разум в прямом столкновении мысли и воли, могли разбить трудно завоеванную общность, незаметно вливая психическую отраву в умы вражеского мира. Причиной этих космических схваток неизменно оказывалось разногласие в вопросе, как космическому сообществу лучше исполнить свое предназначение, а предназначением этим было – служить сосудом духа. Эти войны были войнами религиозными. Потерями в них оказывались безнадежно отравленные миры, бренные останки духа.

Низшему духу человеческому, когда он вспоминает это возвышенное видение, представляется, что вопреки конфликтам, снова и снова терзавшим космическое сообщество, вопреки неудачам, погубившим многие благородные миры, оно все же эон за эоном, набирало силу и согласие. Его миры становились все внимательнее к общей цели. И эта общая цель, как она виделась низшему духу человеческому, требовала, чтобы каждая индивидуальная жизнь во всем этом разнообразии миров стала темой богатого и истинного опыта, духовного творения, чтобы каждый индивидуум был внутренне связан с другими, непохожими на него, восприимчивой любовью и далеко протянувшимися нитями товарищества и чтобы космический дух безраздельно властвовал во всех умах и мирах, воплощаясь в познании и любви.

Но жизнь космоса не могла длиться вечно. Так же, как всякий разумный мир, каждый мужчина, каждая женщина, каждая мушка и мотылек должны умереть в свой срок, так должен умереть и великий дух космоса.