Из смерти в жизнь… Главная награда

Я увидел вокруг пушки пять человек: двое сидят, а трое лежат. Хорошо было видно, что «духи» пытаются спрятаться. Те, которые лежали, так прямо в землю вжимались. А те, что сидели, за куст какой-то пытались схорониться. Смотрели они вниз, в сторону горящей вертушки.

Пришла в голову первая мысль: взять у солдата автомат. Но пока начну стрелять, а ворошиловский стрелок я ещё тот… А может, ещё другие «духи» рядом находятся, и они мне тут такое устроят… Эти залягут, и будем мы с ними перестреливаться. А тут в башку шарахнуло: а на фига у меня за спиной целых две трубы? Я ещё подумал, какую взять: поменьше или побольше? Но почему-то у меня в сторону большого ствола сыграло сразу… Я примитивно, наверное, подумал: чем больше снаряд, тем он точнее летит. Начал вспоминать, как же из «шмеля» стрелять. Там надо разложить пистолетную рукоятку и прицел, потом снять с предохранителя и только после этого можно бабахнуть. Из гранатомёта я стрелял редко. Поэтому то, что мне удалось выстрелить вообще, да ещё и точно, можно назвать просто чудом.

Остальные наши находились ниже и «духов» не видели. Старший лейтенант сразу подбежал: «Товарищ полковник, чего вы стреляете? Что случилось?». Говорю: «Духи» появились». Он сразу пулемётчика на гребень вытащил и стал в бинокль смотреть. Говорит: «О-о-о… А там ещё были?». Отвечаю: «Да не знаю».

В саму пушку я не попал. Капсула ударила в землю метрах в трёх за «духами». Тех двоих, которые сидели, просто сдуло со склона вместе с камнями. Ведь взорвался термобарический боеприпас. (На открытой местности боеприпас РПО-А при взрыве создает избыточное давление 0,4–0,8 кг/см2 на расстоянии 5 метров от точки взрыва. Происходит полное «выгорание» кислорода и развивается температура выше 800ºоС. — Ред.) Страшное это дело. А вот к тем троим, что лежали, я потом подходил. Их очень сильно взрывом покорёжило.

Пусть это звучит высокопарно, но я на самом деле считаю: мне повезло, что самому удалось совершить этот страшный акт возмездия. Я поквитался и за тех раненых, которые переносили невероятные страдания у меня на операционном столе, и за тех, что умерли у меня на руках. Поквитался я и за погибших ребят в сбитом вертолёте. Этим выстрелом в своей личной войне с «духами» я поставил точку.

Смертельный бой

21 февраля 2000 года навсегда остался чёрным днем для армейского спецназа. В этот день в Чечне в районе села Харсеной в одном бою погибли сразу три группы разведчиков армейского спецназа — двадцать пять человек. Выжили всего двое. Мне удалось побеседовать с непосредственным участником и свидетелем этих трагических событий: старшим сержантом Антоном Филипповым (одним из оставшихся в живых разведчиков) и с майором армейского спецназа А.

Рассказывает майор А.:

— Зимой 2000 года генерал Владимир Шаманов проводил наступление на южную, нагорную часть Чеченской республики. Наша задача состояла в том, чтобы выдвинуться вдоль маршрутов движения основной колонны мотострелковых подразделений и обеспечить их прикрытие. Но продвижение пехоты было затруднено: техника застряла в грязи, практически утонула. Мы перемещались по горам только пешком. На пятые сутки все группы встретились и были перенацелены на Харсеной — это село такое. Задача та же — удерживать высоты, чтобы обеспечить проход техники мотострелковых подразделений.

21 февраля 2000 года три разведгруппы ушли вперёд вместе, так как связи у них практически уже не было, сели батареи у раций, только одна ещё работала. Накануне была радиограмма, что к двенадцати часам дня должно подойти пехотное подразделение, а у них будут и связь, и продукты, чтобы заменить нас и дальше выполнять эту задачу уже самим, а мы должны были уйти. Но к двенадцати часам они не пришли: не смогли подняться в горы. Продвигались очень медленно, техника у них завязла.

В то время мы находились на высоте на расстоянии где-то метров восьмисот. У меня в группе было много обмороженных и простуженных. Когда начался бой, был приказ оставаться на высоте и удерживать её. (После боя эти восемьсот метров мы прошли за полтора-два часа.)

Мы не были новичками: и боевые столкновения до этого у нас были, и в засады мы попадали, но всегда выходили. А так, чтобы в одном бою погибли почти все, — такого не было никогда. В основном сказалась усталость, которая накопилась за восемь дней этих переходов, мотания по горам. И сыграло роль, что люди расслабились, ведь им сказали, что теперь всё, пришли. Они уже слышали, как наша «броня» работает рядышком, и настроились: минут через пятнадцать-двадцать соберут вещи и пойдут.

У нас в живых остались двое. Одному — старшему сержанту Антону Филиппову — осколком гранатомёта срезало нос, на месте лица просто кровавое пятно было. Его и добивать не стали — думали, что он уже мёртвый. Он так в сознании всё это время и пролежал. А второй получил контузию и три пулевых ранения, потерял сознание и скатился вниз под гору.

Рассказывает старший сержант Антон Филиппов: