И в этот момент на подсознательном уровне я скорее почувствовал, чем увидел вспышки выстрелов. Я пацана инстинктивно в охапку сгрёб и упал вместе с ним. Одновременно чувствую два удара в спину, это в меня попали две пули… Иса не понимает, в чём дело, бросается ко мне: «Что случилось?..» И тут доходят звуки выстрелов. А у меня в кармане на спине бронежилета лежала запасная титановая пластина (она у меня до сих пор хранится). Так обе пули пробили эту пластину насквозь, но дальше не прошли. (После этого случая к нам со стороны мирных чеченцев началась полная уважуха!..)
16 июня начинается бой на моём 213-м блок-посту! «Духи» двигаются на блок-пост с двух направлений, их человек двадцать. Но они нас не видят, смотрят в противоположную сторону, куда они атакуют. А с этой стороны «духовский» снайпер по нашим бьёт. И я вижу место, откуда он работает! Спускаемся по Басу и натыкаемся на первое охранение, человек пять. Они не стреляли, а просто прикрывали снайпера. Но мы же за-шли им в тыл, поэтому мгновенно расстреляли всех пятерых в упор. И тут замечаем самого снайпера. Рядом с ним ещё два автоматчика. Мы их тоже завалили. Кричу Жене Метликину: «Меня прикрывай!..». Надо было, чтобы он отсёк вторую часть «духов», которых мы видели с другой стороны от снайпера. А сам бросаюсь за снайпером. Тот бежит, поворачивается, стреляет в меня из винтовки, снова бежит, снова поворачивается и стреляет…
От пули увернуться совершенно нереально. Пригодилось то, что я умел бежать за стреляющим так, чтобы создать ему максимум трудностей в прицеливании. В результате снайпер в меня так и не попал, хотя вооружён был по полной программе: кроме бельгийской винтовки за спиной — автомат АКСУ, а на боку — двадцатизарядная девятимиллиметровая «беретта». Это не пистолет, а просто песня! Никелированный, двуручный!.. «Беретту» он и выхватил, когда я его почти уже догнал. Тут мне ножичек пригодился. Снайпера я взял…
Повели его обратно. Он хромал (я ранил его ножом в бедро, как и положено), но шёл. К этому времени бой везде прекратился. И с фронта наши «духов» шуганули, и с тыла мы по ним ударили. «Духи» в такой ситуации почти всегда отходят: они же не дятлы. Я это ещё во время боёв в январе 1995 года в Грозном понял. Если во время их атаки ты с позиции не уходишь, а стоишь или, ещё лучше, идёшь навстречу, они уходят.
Настроение у всех приподнятое: «духов» отогнали, снайпера взяли, все целы. И Женя Метликин меня спрашивает: «Товарищ командир, а кто вам на войне больше всех снился?». Отвечаю: «Дочка». Он: «А вот прикиньте: вот этот гад мог вашу дочь оставить без отца! Можно, я ему голову отрежу?». Я: «Женя, отвали… Он нам живым нужен». А снайпер хромает рядом с нами и этот разговор слушает… Я хорошо понял, что хорохорятся «духи» только тогда, когда чувствуют себя в безопасности. И этот, как только мы его взяли, стал мышкой-норушкой, никакой спеси. А на винтовке засечек у него штук тридцать. Я их даже считать не стал, не было никакого желания, ведь за каждой засечкой — чья-то жизнь…
Пока мы снайпера вели, Женя все эти сорок минут и с другими предложениями ко мне обращался, например: «Если нельзя голову, то давайте ему хотя бы руки отрежем. Или я ему гранату в штаны положу…». Ничего такого, конечно, мы делать не собирались. Но к допросу у полкового особиста снайпер был уже психологически готов…
По плану мы должны были воевать до сентября 1995 года. Но тут Басаев захватил заложников в Будённовске и среди прочих условий потребовал вывести из Чечни десантников и морских пехотинцев. Или, в крайнем случае, вывести хотя бы морпехов. Стало ясно, что нас будут выводить.
К середине июня в горах у нас оставалось только тело погибшего Толика Романова. Правда, какое-то время была призрачная надежда, что он жив и вышел на пехоту. Но потом выяснилось, что у пехотинцев был его однофамилец. Надо было идти в горы, где был бой, и забирать Толика.
До этого две недели я комбата просил: «Дай, я схожу и заберу его. Не надо мне взводов. Возьму двоих, так в тысячу раз легче по лесу пройти, чем колонной». Но до середины июня «добро» от комбата я так и не получил.
Но вот уже нас выводят, и я наконец-то получил разрешение ехать за Романовым. Строю блок-пост и говорю: «Мне нужно пять добровольцев, я — шестой». И… ни один матрос не делает шага вперёд. Я пришёл к себе в блиндаж и думаю: «Как же так?». И только часа через полтора до меня дошло. Беру связь и всем говорю: «Вы, наверное, думаете, что я не боюсь? А мне ведь есть, что терять, у меня дочка маленькая. И боюсь я в тысячу раз больше, потому что боюсь ещё и за вас всех». Проходит пять минут и подходит первый матрос: «Товарищ командир, я с вами пойду». Потом второй, третий… Только через несколько лет бойцы мне сказали, что до этого момента они воспринимали меня как какого-то боевого робота, супермена, который не спит, ничего не боится и действует, как автомат.