Из смерти в жизнь… Главная награда

Нашу базу охраняла рота десантников. Командир десантно-штурмового батальона был очень жёсткий и деятельный. Накануне вечером, когда мы с ним разговаривали, он сказал: «Я буду работать в трёх километрах от тебя. Если что, поддержу огнём». А он всегда с собой возил 82-миллиметровую миномётную батарею, три миномёта. Я тогда взял его позывные. И когда стало окончательно ясно, что «духи» нас обходят, наш радист вышел на связь с десантниками и передал наши координаты. Запросил миномётного огня по каньону, вдоль которого мы лежим. «Духи» на противоположной стороне, и задача миномётчиков не перепутать склон, и ударить по той стороне, откуда ведёт огонь противник.

И буквально минут через пять после этого десантники уже стали долбить минами по этому каньону!.. Тем самым они отсекали нас от противоположного склона, где были боевики. (Сработало то, что когда рота десантников ушла, миномётчики разложились, настроились и ждали команды командира для поддержки огнём своего подразделения. Поэтому они были полностью готовы.) Самих разрывов я не видел, только слышал, как мины ложатся совсем рядом: земля от разрывов сыпалась сверху на нас. Конечно, мы укрылись как могли: кто за дерево лёг, кто просто к земле прижался. И это помогло: никого из нас, слава Богу, не зацепило. Да и миномётчики отстрелялись просто ювелирно.

Как только стали рваться мины, стрельба с противоположного направления сразу прекратилась. Я думаю: «духи» просто убежали. Стоял страшный грохот, сыпалась земля, а мы сами думали только о том, как бы нас не накрыла случайная мина и не зацепили осколки.

Чуть позже десантники перенесли огонь выше, и можно было выбираться из укрытий и начать движение к месту эвакуации. На этот раз головной дозор пошёл впереди совсем близко.

Пришли к месту эвакуации во фруктовый сад и заняли круговую оборону. Бронегруппы ещё не было, она подошла где-то через полчаса. И в этот момент камень с сердца у меня упал, я облегчённо вздохнул: нас стало втрое больше, да и вооружение у БТРов и БМП мощное. Плюс ко всему ребята приехали с гранатомётами, с боеприпасами. Теперь при необходимости мы могли уже вести бой не один час.

Десантник-санинструктор попытался сделать мне укол в вену. Но у него так тряслись руки от увиденного, что он промахнулся. Надулся большой пузырь рядом с веной. Говорю ему: «Всё, хватит. Поехали быстрей, а то я до госпиталя не дотяну…». Выглядел он плохо — был совсем бледный. Меня тут же засунули, по-другому не скажешь, в БТР, и мы поехали на базу. К этому времени мне уже тяжело было держать глаза открытыми. Но я всё слышал и, хоть и медленно, но разговаривал.

Всё время с момента подрыва мне кололи промедол. Получилось, что всего до операционного стола сделали семь уколов. Пишут, что одного укола должно хватить на два часа. Но реально при таких ранениях его хватало на сорок минут. Но благодаря промедолу мне удалось продержаться всё это время в сознании и руководить группой. Удивительно, но мозги абсолютно качественно работали, в забытье я не уходил. И не было горячки: ты абсолютно трезво оцениваешь обстановку, как будто сидишь не под пулями и осколками мин, а в кабинете. И никаких эмоций: спокойно и чётко принимаешь решения, как будто ничего тебе не мешает. До сих пор не пойму: то ли сказалось действие промедола, то ли большая потеря крови…

Когда меня привезли на базу, там уже стоял «под парами» вертолёт, винты крутились. В нём меня ждал полковник-медик. Наши фээсбэшники немного схитрили и сказали своему начальству, что подорвался офицер ФСБ. Именно поэтому мгновенно прислали и вертолёт, и аж целого полковника-медика.

Меня загрузили самого, закинули мой рюкзак. Полетели в аэропорт «Северный»… Было уже темно, и до госпиталя мы ехали долго, трудно и тяжело по каким-то буеракам. Застревали, буксовали… (Вновь назначенный командира 46-й бригады ВВ МВД запретил ездить напрямую через плац к госпиталю, и поэтому мы ехали вдоль высоких насыпей вокруг расположения 46-й бригады.) Действие промедола уже проходило, а следующую дозу не кололи, так как предстояла срочная операция. И ещё что-то — уже не помню что — мне объясняли девушка-медик и санитары.

Очень смутно помню, как меня занесли в реанимацию. Осталось в памяти, что лежу на каталке и с меня срезают остатки маскировочного халата. Доктор определил у меня группу крови, сказал, чтобы я её запомнил. Тут пришли хирурги и говорят: «Пошевели пальцами на раненой руке и на оставшейся ноге…». Одна нога после взрыва оставалась на месте, но серьёзно пострадала от взрыва: на ней была сорвана коленная чашечка и перебиты нервные окончания. Поэтому пальцами ног я пошевелить не смог. А правая рука вообще вся почернела и не двигалась. Хирурги говорят: «Всё понятно…». Я тоже понял, что именно им понятно, попросил оставить хотя бы что-нибудь — или руку, или ногу. Успокоили: «Хорошо, хорошо…».