— Ну, может, все еще не так плохо обернется, как вы думаете, — заметил Бони. — Меня вам опасаться нечего, Ирвина — тоже. Насколько позволят закон и правосудие, мы будем на вашей стороне.
Неожиданно перед ним оказалась Кимберли Брин. Волосы ее растрепались, покрасневшие глаза блестели, на щеках еще не просохли слезы.
— Скажите, это правда? Правда, что вы постараетесь облегчить дело для Сайласа?
Инспектор Бонапарт медленно улыбнулся, и Кимберли, слегка задохнувшись, горячо воскликнула:
— Спасибо вам! Спасибо. Мы, Брины, не такие уж плохие люди, поверьте. Вот и Ирвин вам скажет, и отец О'Рори, и все остальные.
— Ни меня, ни Ирвина вовсе не нужно в этом убеждать, мисс Брин. Когда все уладится — надеюсь, очень скоро, — моя жена и я с удовольствием пригласим вас в гости и покажем вам город — магазины, театры — все, что вы пожелаете увидеть. Уверен, ни Сайлас, ни Эзра возражать не будут, не так ли, джентльмены?
Оба Брина посмотрели в ясные и спокойные глаза инспектора. Эзра кивнул. Сайлас расправил свои пышные усы, сплюнул, поддернул штаны и, опять не справившись с голосом, прогремел:
— Почему бы и нет? Ким так и так отдохнуть надо. Она заслужила.
— Вот и прекрасно, — улыбнулся Бони. — А теперь поспешим. Думаю, мы вполне можем заехать на ферму и подкрепиться, прежде чем отправимся в Лагуну Эйгара. К тому же мне хочется как следует полюбоваться сокровищницей в шляпной коробке. Надеюсь, для этого не придется расправиться с еще одним тортом?
В. X. ван Эмландт
КОВАРНЫЙ ЛЕД
«Сюжеты своих романов В. X. ван Эмландт (1899-1955) не выдумывал, их подсказывала ему сама жизнь, его личный опыт. В свое время он работал в полиции и превосходно знал будничную жизнь уголовного розыска… То, что вышло из-под его пера, принадлежит к той разновидности детективного жанра, что принято называть «полицейским романом»…»
W. H. van Eemlandt
GEVAARLIJK IJS
Перевод с нидерландского С. Баженова
Едва комиссар Ван Хаутем углубился в утреннюю почту и рапорты ночных дежурных, как в кабинет неожиданно ворвался практикант-юрист Эверт Ван Хохфелдт и отвлек его от этого занятия.
— Доброе утро, менеер Ван Хаутем! У вас не найдется для меня свободной минутки?
— Какие-нибудь неприятности?
Возбуждение молодого юриста и поспешность, с которой он влетел в святая святых — кабинет своего шефа, — заставили комиссара поднять голову.
— К счастью, нет! Но думаю, я напал на след крупного преступления. Вы знаете…
— А нельзя подождать пять минут, пока я разберу почту? — Внимательные серые глаза, на мгновение задержавшись на взволнованном лице юриста, вновь обратились к бумагам.
Разочарованный, Эверт присел около письменного стола, новость жгла его; право, принеся такое потрясающее известие, он надеялся на большее внимание. Уже десять месяцев он состоял внештатным практикантом при Центральном полицейском управлении, рассчитывая, что участие в практической работе позволит ему углубить познания в области криминалистики. Определил сюда новоиспеченного юриста его влиятельный отец, в прошлом министр. В Нидерландах Эверт вряд ли смог бы найти лучшего наставника, чем доброжелательный Ван Хаутем, который с первого же дня обращался с молодым человеком так же, как и со всеми своими агентами, и постоянно посылал его на задания — то со Старингом, то с Дейкемой, двумя своими ближайшими помощниками, которые имели большой опыт и знали все тонкости сыскного дела как свои пять пальцев.
И вот сегодня случай пожелал, чтобы он, приемыш уголовной полиции, этакий мальчик на побегушках, вдруг принес на Эландсграхт[3]
материал, обещавший массу интересных неожиданностей. А шеф, вместо того чтобы благожелательно выслушать да похвалить, отчитывает его за недисциплинированность! С нетерпением наблюдал Эверт, как хладнокровный Ван Хаутем спокойно делал пометки на письмах и рапортах. Он вздохнул облегченно, только когда комиссар наконец отодвинул в сторону стопку документов и поудобней устроился в кресле.— Ну, Эверт, слушаю!
— Сегодня утром, когда я завтракал, ко мне вдруг ввалился, взволнованный, мой бывший однокурсник, некто Терборг, и рассказал невероятную историю…
Пальцы Ван Хаутема механически прочищали его неизменную трубку, но светлые спокойные глаза были устремлены на Хохфелдта, по которому было ясно видно, что он взволнован ничуть не меньше Терборга.