Из собрания детективов «Радуги». Том 2

Я пошел дальше по узким улицам, купил колбасных обрезков для котов и сел среди камней и других извлеченных из-под земли предметов, где, по-видимому, обитали четвероногие хранители прошлого. Они быстро окружили меня, терлись головами о мои ноги, а некоторые мягкими лапками цепко хватали колбасу прямо у меня из рук. Я обратил внимание, что здесь они более сытые, не выглядят такими одрами, как в других местах. Например, в призрачном Колизее они были дикие, пугливые, недоверчивые и довольно жалкие на вид.

Когда колбаса кончилась, я сказал виновато: «Больше нет» — и с тоской глядел, как они один за другим исчезали среди развалин. После Бьянки и Гри-Гри у меня не было кошки. И собаки тоже не было. Как я мог бы держать собаку? У отца и у Агнес для собаки не было времени, а я большую часть года находился в интернате. Правда, в Суррее у меня был пони, а потом и лошадь, там же я мог гулять с собакой лесничего. Но когда мы переехали в Париж, со всем этим было покончено. Теперь мне кажется, что я чувствовал бы себя не так одиноко, будь у меня собака. Или если б со мной был Луиджи… Он, конечно, что-то заметит, а я не смогу ему рассказать, что у меня на уме. Ни ему, ни кому другому. Вот собака не стала бы задавать вопросов…

Я сидел на обломке камня и вспоминал об одном случае, когда я преступил запрет отца. Мне было одиннадцать лет, я был дома на каникулах и вдруг спросил у Агнес, куда делся портрет моей матери. Я как раз просматривал в одном иллюстрированном журнале репродукции портретов, принадлежащих кисти знаменитых художников, и это навело меня на мысль о мамином портрете. Агнес ответила, что он убран, поскольку для него нет места. Нет места? В нашем доме в Лондоне, где двенадцать комнат? Или в Суррее, где их не меньше двадцати? Да я бы с радостью предоставил ему место в своей комнате! Понимал ли я тогда, что ответ Агнес был всего лишь неловкой отговоркой, наспех придуманным объяснением? Может быть, и не понимал, но что-то чувствовал. Очень смутно. Правда, в те времена мне порой еще приходило в голову… Да, тогда нежелание отца говорить со мной о матери я объяснял не тем, что он боится меня расстроить. Мне казалось, ему самому слишком больно о ней слышать. Но я был вынужден отказаться от этой версии. Два года спустя, однажды в Париже, еще до того, как мы туда переехали.

IV

Мне было тринадцать лет, и я был на каникулах в Суррее, когда отцу понадобилось съездить в Париж. Агнес, как обычно, должна была его сопровождать. Она ему не только жена, но и помощник. Я часто замечал, как высоко ценит отец ее мнение.

Агнес решила воспользоваться случаем и пополнить свой гардероб. Незадолго до того одна моя приятельница показала мне ее фотографию в дамском журнале. Она была представлена как одна из самых элегантных дам в Европе. На старом снимке, где они сняты с моей матерью, Агнес одета очень скромно, и, когда она у нас гостила, она выглядела совсем не такой красивой, как моя мама.