Ваш ответ был по–королевски щедрым и полным. Он не только еще раз доказал мне, как глубоко Вы все чувствуете и понимаете проблему, но и вообще был в высшей степени ценен. У нас эта проблема совсем не решена, хотя много и праздно говорят о «послушании», ставя его «выше поста и молитвы». Я говорил, что это традиция стихийная, потому что она в отношении мирян не сформулирована фактически никем. Монашеский путь я выношу за скобки, там это естественно и входит в состав обетов. В общем–то я лично стараюсь давать ответы на вопросы, обращенные ко мне, и хочу, чтобы следовали тому, что я сказал. В одних случаях — настаиваю, в других — предоставляю большую свободу, в третьих — считаю, что человек должен сам решать, как ему быть (особенно когда это касается сердечных дел). Какие основания у меня? Первое: полная уверенность, что именно так следует поступать христианину (т. е. я показываю своему прихожанину, где подлинно церковное решение); второе: я прислушиваюсь к голосу внутри, голосу Духа; третье: я просто ориентируюсь на жизненный опыт, которого у моего подопечного нет или мало. Когда же есть ясная альтернатива, то я оставляю свободу. Католикам легче в том смысле, что духовник, священник может ничего не говорить от себя, ориентируясь на формально выраженное мнение епископата или Собора. У нас все более туманно, по важнейшим вопросам авторитеты расходятся. Это, кстати, касается и отцов Церкви, которые имели самые разнообразные взгляды на один и тот же вопрос. Так что ссылки на них не всегда убедительны.
Как дела у Вашего брата, утвердили ли его? Те люди очень нуждаются в начальстве, как Вы сами писали. В свое время была ошибка, что не нашли нужных и активных людей для восточного обряда. Но теперь это уже история. Впрочем, остатки восточного обряда могут сыграть свою роль как некое звено, связующее Восток и Запад (Ваша личная судьба тому пример). Если бы не было опыта (пусть неудавшегося) восточного обряда, то диалог было бы труднее осуществлять. У нас тут много говорили о письме Иоанна–Павла II к Слипому. Здесь замешаны трудные проблемы, которые часто носят нецерковный характер. В ответе монс. Вилебранса [90] всех порадовало отрицательное отношение к прозелитизму.
Историю Церкви я еще не получил, кроме I тома, но заранее благодарю. Вашему коллеге уже написал.
Обнимаю Вас братски. Поздравляю с наступающим праздником Рождества Христова.
Всегда Ваш прот. А. Мень
Дата неизвестна
Дорогой мой Отче!
Рад был получить наконец письмо от Вас. Огромное спасибо и за него, и за тезисы Флуссера [91]. Они мне очень и очень интересны. Попробую на них ответить; тогда пришлю Вам.
Меня всегда крайне огорчает, что отношение к иноверцам стоит не на высоте. Увы, таков человек! Стыдно, что люди, сами столько потерпевшие от узости и фанатизма, сами в них впадают. Я это переживаю как часть своего.
Но что остается делать нам, христианам? Признать, что гонение на Имя Христово есть обетованное Им «блаженство». Это честь, которую мы имеем, становясь с Ним рядом. Исторически это тоже имеет смысл. Он заключен в искуплении тех вековых обид, которые мы, христиане, чинили людям. Им это трудно простить. Но мы же должны уметь не только прощать, но и молиться за тех, кто против нас. Пример для нас — на Голгофе. В этом наше «достоинство» и наше свидетельство. Когда–то Вл. Соловьев писал: если евреи относятся к нам по своим понятиям, то мы должны относиться к ним по принципам Евангелия. Думаю, что это и есть указание для настоящего времени.
При всем этом Вы должны меня правильно понять. Прощать — в лично–моральном плане не значит вовсе считать дискриминацию гоим — благом. Это бесспорное зло, и я хочу надеяться, что не все люди в Изр.[аиле] столь нетерпимы и озлоблены.
Прочел Вашу приписку о том, что Вас не пустили в монастырь, и подумал: чего нам ждать от них, когда мы сами, христиане, даем исключительно дурной пример взаимной ненависти, соперничества и вражды?
Всегда жду от Вас писем. Обнимаю Вас.
Дата неизвестна
Дорогой отче!
По дороге домой прочел Ваше письмо и сразу хочу ответить.
Нарисованная Вами картина лишний раз показывает, насколько сходны процессы в обеих частях Церкви, при всем различии их структур и условий жизни. Трудности с вопросом свободы мучительно переживались у православных именно вокруг Богословского института [92], в котором упомянутый Вами священник нашел свободу. Было много распрей, вызывавших гонения на прекрасного мыслителя Федотова, Бердяев взрывался, взывая: «Есть ли в православии свобода совести?»
Думается, что наши общие сложности обязаны с одной стороны безответственным экспериментам одних, а с другой — боязливому «охранительству» консерваторов. Суть же дела в неуясненности таких вещей, как авторитет, Предание, соотношение между церковной дисциплиной и свободой мышления. Возникающие отсюда кризисы должны научить новые поколения искать более ясных внутренних и внешних критериев.