Из сумрака веков

Солнце, пробиваясь сквозь плотные ветви, обжигало лучами, и Катя зажмурилась, подставляя ему лицо. Как хорошо… Листва, от ветра, играющего в кронах деревьев, умиротворяя, шуршала колыбельную — покой убаюкивал. Пролетевший заразительный детский смех, заставил повернуться. На газонной траве в тени большой сосны лежало покрывало, на нем девочка и мальчик играли со щенками. Один белый, а другой черный. Забавные, вертлявые и по-детски упитанные с розовыми носами и языками. Бегая за собственными хвостами, крутились юлой, вызывая очередную порцию задорного смеха от ребятишек.

— Мамочка, посмотри, — большие темные глаза дочки смотрели вопрошающе. — Пожалуйста, возьмем их себе?

Черный щенок, оторвавшись от игры, усердно завилял и лизнул нос девочки. Она, прижав зверя к груди, завалилась на спину, и по поляне полетел новый перелив колокольчика.

— Ма… — протянул молитвой мальчуган, на его лице застыло жалостливое выражение. — Ну, пожалуйста, пожалуйста…

Катя не сдержала улыбки — счастье охватывало. Как можно отказать, когда на тебя так глядят? Как можно отказать, когда прекрасные создания просят о такой мелочи? Мальчишка, подняв за подмышки белого щенка, запинаясь, подбежал к ней. Катя присела и потрепала по мохнатой макушке зверя:

— Конечно…

Слезы радости покатились по щекам. Пес встал на задние лапы, передними уперся в ее колени — его шершавый язык скользнул по лицу, утирая предательскую влагу. Горячее дыхание коснулось кожи. Давно не ощущала такого спокойствия и умиротворения, словно в колыбели — в самых любящих объятиях. Лишь бы не заканчивалось это состояние. Хочется его продлить как можно дольше, ведь, наконец, сон принес хорошее настроение, вот только жар остался. Он разрастался, накрывая сильнее — по телу прокатывали трепетные волны, и оно откликалось, прогибаясь ему навстречу. Губы обожгло сладко и пьяняще, голова кружилась — кислорода убийственной не хватало… Тошнотворный ком, вымещая разгоревшееся желание, стремительно приближался к горлу — Катя распахнула глаза. Варгр! Он сжимал в объятиях и его руки подрагивали, бесцеремонно скользя по спине, бедрам… Крепясь из последних сил, она отпихнула оборотня, скатилась на край постели и, соскочив, бросилась в ванную. Дверь, как назло, распахнулась со стуком. Запнувшись за порог, Катя влетела в комнату, едва не растянувшись на кафельном полу. Упав на колени возле унитаза, обняла его, выплевывая то, что желудок считал лишним.

— Не заходи! — шикнула она, услышав приближающегося Варгра.

— Странно, тебя раньше от меня не выворачивало, — задумчиво протянул оборотень. — Что-то ты — бледная и зеленая. Неужели так плохо? Хм, наверное, совесть изнутри гложет…

— Пошел вон! — бросила Катя, не оборачиваясь.

— У… — полетел его голос, — огрызаешься? Значит, все не так плохо — жить будешь! — за спиной раздались шлепающиеся шаги. Тошнота прекратилась. Катя обессилено опустилась на пол и прислонилась спиной к стене. Кафель опалил холодом через футболку, и кожа покрылась мурашками. Подтянув ноги к груди, обхватила их руками, спасая остатки тепла. Варгр присел на корточках напротив. В его глазах мелькнуло сочувствие, лицо посерьезнело — он бережно коснулся ее щеки, аккуратно убрал прилипшую прядь, заправив за ухо. — Ты собиралась мне рассказать о беременности? — Катя, вынырнув из убаюкивающей неги столь трепетного внимания, нехотя кивнула. Он устроился рядом, подперев стену, и притянул — его крепкие руки держали осторожно. Горячие губы коснулись виска, и Катя, закрыв глаза, прильнула в груди любимого, вновь погрузившись в мир спокойствия. Родной запах обволакивал. — Если обещаешь рассказать всю правду без утаивания даже самых, как тебе кажется ненужных моментов, я выслушаю — ни слова упрека.

Его монотонный тихий голос усмирял.

— Я так устала, — прошептала она, прервав долгую паузу. Повисшее молчание ласкало слух и возвращало силы. Объятия Варгра — вот та самая колыбель, умиротворяющая спросонья. Мыслей нет, в голове приятная пустота. Хорошо, когда можно спокойно лежать — никуда не торопишься, ничего не боишься, ни о чем не думаешь.

— Киса, ты выглядишь…

— …чудовищно, знаю, — Катя, силясь, оторвалась от Варгра и встала. Подошла к умывальнику и, упершись в него руками, взглянула в зеркало. Сероватая кожа натянула заострившиеся скулы, губы потеряли яркость — посинели. — В вашем городе, все кого ни встречу, считают своим долгом мне об этом сказать.

— Так говорят те, кому не наплевать на тебя.

Катя включила воду: приглушенное шипение струй не нарушало наступившей тишины. Смочив лицо, прикрыла глаза.

— Что ты знаешь о книге?

— Большая, кожаная, металлический переплет. Я нашел ее еще в детстве — дом строил не только отец. Любой тайник для меня — не тайник, а любопытство не только женская привилегия. Что внутри не знаю, ее не открыть.

— Там текст на древнем языке и красочные картинки. В подкладке твоей куртки зашит ключ от ячейки на автобусном вокзале Марвинга. Там хранится копия «Хроник». Уезжая… хм…

— К Белугову, Катья… — она бросила взгляд на оборотня — Варгр серьезен. — Я просил, без утайки.