Из «Свистка»

Вот патриотизм-то какой у г. Кокорева! Во что бы то ни стало хочется ему иметь пароходы доморощенные, и только уже совершенная невозможность, неимение у нас механических заведений заставляет его обратиться за границу… А то бы он во славу патриотизма непременно где-нибудь у себя заказал… Вот что значит иметь высшие соображения в коммерческом деле: не ищи, где бы купить лучше и дешевле, а думай о том, чтобы покупка в известном месте не навлекла «гражданского стыда» на любезное отечество!..

И видно, что общество вполне прониклось патриотизмом г. Кокорева, только повернуло его немножко в другую сторону. Не имея возможности похвастаться пред иностранцами своими механическими заведениями, оно решило, как видно, щегольнуть нашим национальным богатством. Этим, конечно, и объясняется, что (по сведениям правления общества, в «С.-Петербургских ведомостях», 1859, № 257) пароходы, заказанные для донского пароходства на заводе Лерда, обходятся обществу в 750–800 рублей за силу, тогда как мы в акционерной полемике последнего времени привыкли постоянно встречать цифру 400–500 рублей за пароходную силу{69}.

Еще прибавьте к этому, что и заказы-то были вовсе не нужны и что они, как и дунайские заказы, сделаны были еще тогда, когда только что предполагалось приступить к исследованиям о плавании по Дону и когда еще были одни смутные предчувствия о необходимости очистки донских гирл… Все это произведено было силою патриотических стремлений…

Но заказы пароходов, как и вся «искусственная» часть дела, до нас с г. Кокоревым не относятся, и потому оставим их в стороне. Гораздо ближе нашему сердцу речь г. Погодина, который говорит без обиняков: «люблю русского человека за то, что в нем много доверчивости, без которой нам всем пришлось бы положить зубы на полку…» Речь эта – о важности доверия – до сих пор еще не оценена по достоинству; а между тем она есть такой памятник нашего ораторского искусства, который в будущем издании хрестоматии г. Галахова должен блистательно заменить речь г. Морошкина о том, что наше «Уложение» есть «результат всемирного стремления народов к единству»{70}. По мнению г. Погодина, все должно быть основано на «доверии особого, высшего рода», все должно делаться «по душе», то есть надо верить всему, что объявят те, у кого в руках дело.

Отчетов никаких не нужно – уверяет г. Погодин, – ибо где отчетность, там по большей части и неправда… Отчетность и хороша, проговаривается он при этом, но по нашему (то есть г. Погодина – с кем еще?) характеру имеет свои неудобства и невыгодные стороны… Поэтому, говорит, лучше нам не отдавать никаких отчетов… то есть нет… он сказал: лучше нам не требовать никаких отчетов и предаться вполне в руки учредителей. Вот теперь нам нужно, говорит, директоров выбирать; но что мы тут смыслим, кого выберем? Напутаем только. Нет, поклонимся-ко лучше учредителям да попросим их сказать нам, кого надо назначить директорами. Так оно и будет, как они решат. «Мне кажется, – уверял маститый профессор, – что лучше всего мы соблюдаем наши выгоды, сказав нашим учредителям с их будущими директорами, как говаривали наши деды: если вы не оправдаете вашей доверенности, если вы нас обманете, то вам будет стыдно… И если они нас обманут, то им будет стыдно»{71}.

Все это, как видите, говорилось во имя русской народности, в видах уважения к отцам и дедам, в уверенности насчет высоких сердечных качеств русского человека. Представителем русских людей был в числе учредителей и г. Кокорев; к нему тотчас и обратились с предложением директорства. Но он «по многосложности своих занятий» отказался от этого звания; тогда избрали его почетным членом правления. С избранием его для общества обеспечивалось присутствие русского элемента в деле, обеспечивалась, кроме того, полная и безусловная гласность, которой так ревностно служит г. Кокорев. Так г. Кокорев и говорил в собрании акционеров: «Поведем это дело не по одним только форменным колеям, а при содействии спасительной гласности по широкой дороге современного и истинного человеческого взгляда на общественные нужды».