Из темноты

Межзвездному Альянсу, встряхнуть ваших ребят, вывести их из ступора и впутать в войну с нами, тогда вам придется публично заявить о наших договоренностях.

Уверяю вас, ничем хорошим это не кончится, потому что расследование начнется не только в вашем правительстве, но и в правительствах других миров. Это никому не нужно.

— Возможно, дрази не станут проводить расследования или вступать в сделки, — отрезал Луддиг. — Может быть, дрази беспокоятся о том, что центавриане решили, будто им можно делать все, что им вздумается, когда и где им угодно. Может, дрази верят в то, что Альянс пересмотрит эти «сделки» или пригрозит им в качестве временных мер открытой войной, которой больше нельзя избежать из-за центаврианской тупости и самонадеянности!

Лион не сразу ответил на это. Вместо этого он обдумал то, что сказал Луддиг. Откинувшись в кресле, которое жалобно скрипнуло под его весом, он скрестил пальцы, очень внимательно рассматривая Луддига.

Потом он улыбнулся.

Видкун почувствовал, что по его спине будто побежали мурашки.

— Кажется, посол, мы недооценили… горячность, с которой вы выдвинули свое обвинение. Хорошо.

— Что — хорошо? — подозрительно прищурился Луддиг.

— Я сообщу о вашем недовольстве премьер-министру, и мы посмотрим, можно ли будет возместить ущерб.

Луддиг самоуверенно раздул грудь.

— Да! Вот такого отношения и хотелось дрази!

— Вы простите, если я на минуточку отлучусь? Нет, нет, не вставайте. У меня есть небольшая комната для… личных переговоров. Это займет всего минуту.

Он быстро встал со своего места, похожий на пружину.

Как только он вышел из комнаты, Видкун тут же повернулся к Луддигу и сказал:

— Мы пропали.

— Что! — Луддиг отмел саму мысль об этом. — Ты же видел! Он сказал о возмещении ущерба! Он сказал…

— Со всем уважением, посол, то, что он сказал, не имеет значения. В таких делах гораздо важнее то, о чем он не сказал. Говорю вам, мы…

— Мы — дрази! А ты — трус! — гневно сказал Луддиг, ткнув пальцем в.

Видкуна.

— Я вовсе не трус, сударь — рассердился Видкун.

— Да! Именно твоя трусость не дает тебе увидеть, что центавриане не хотят разгневать дрази! Ты не достоин быть помощником Луддига! Я потребую замены сразу, как только мы вернемся!

Видкун хотел снова опровергнуть это обвинение в трусости, но тут открылась дверь, и опять вошел Лион, которому пришлось пригнуться, дабы не задеть головой косяк.

— Премьер-министр желает встретиться с вами, но сегодня он слишком занят и не может вас принять. Однако завтра рано утром он будет рад обсудить с вами это дело. А пока что вам предлагаются прекрасные апартаменты со всеми необходимыми удобствами. Надеемся, что вас они устроят.

— Что касается этого, — уклончиво ответил Луддиг, — то, прежде чем высказать свое мнение, нам надо взглянуть на эти апартаменты.

— Весьма благоразумно, — признал Лион.

Когда они шли по улице, Видкун то и дело вертел головой в разные стороны.

Его внутренняя система раннего оповещения кричала, что они находились в смертельной опасности. Но Луддиг был настолько самоуверен, а Лион, казалось, изо всех сил старался быть любезным, что ему с трудом верилось в то, что здесь и в самом деле таилась опасность. Возможно, грустно подумал он, Луддиг был прав. Возможно, он действительно был трусом и просто не обладал достаточной силой духа для того, чтобы работать в дипломатическом корпусе.

Они вышли на улицу, лучи ласкового солнца осветили их: на Приме Центавра был великолепный день. Прохожие на улицах косились в их сторону, но не выражали особой враждебности. Первые Кандидаты образовали вокруг них живое кольцо, но Луддиг, оживленно беседующий с Лионом, не обращал на них внимания.

Он был спокоен, хладнокровен, уверенный в том, что полностью владеет ситуацией.

— Убить дрази!

Этот крик донесся откуда-то из толпы и был внезапно подхвачен остальными.

Казалось, всего несколько мгновений назад горстка народу сплотилась в агрессивную толпу.

— Убить дрази! Смерть чужакам! На всей Приме Центавра! Смерть врагам.

Великой Республики!

Эти и прочие выкрики, казалось, раздавались отовсюду.

Первые Кандидаты куда-то скрылись. Внезапно живая защитная стена из тел исчезла.

Из головы Видкуна мгновенно испарились все мысли об обвинении Луддига. Он был не просто испуган. Он был в ужасе. Разъяренные центавриане подходили к ним, движимые единственной мыслью, и некуда было отступить, некуда бежать.

Потом вдруг его схватила чья-то сильная рука, потащив прочь. Последнее, что он видел, это Луддиг, исчезающий под кулаками и дубинками толпы. Луддиг закричал.

И это был отнюдь не вопль ярости, скорее очень визгливый и жалобный крик.

Кто-то схватил его. Видкун вскрикнул и повернулся лицом к тому, кто собирался убить его.