Из тьмы

— Ничего не в прошлом! — вымолвила она, тяжело дыша. — Я поддалась слабости, предложила себя другому мужчине, как последняя шлюха! Единственное, что меня может успокоить — это смерть. Я хочу умереть. Что меня ждёт в дальнейшем? Джек, ответь мне — что?! Каждый новый день похож на предыдущий. С утра — работа, вечером и ночью — непереносимое одиночество! А теперь я окончательно убедилась и в том, что даже при желании не смогу создать новые отношения! Что же остаётся, Джек?! До самой старости влачить это жалкое существование? Так и жить, разговаривая с самой собой?! Неужели ты хочешь видеть меня в такой роли? Неужели я должна через всё это пройти, чтобы через несколько десятков лет сдохнуть в каком-нибудь доме для престарелых или, что вероятнее, психбольнице? МНЕ НЕ НУЖНО ЭТО, ДЖЕК!!! НЕ НУЖНО!!!

Взяв один из обломков, она поднесла его к лицу, прошептав:

— Джек, ради Бога, позволь мне сделать это. Я знаю, что ты против, но ты должен. Мне всё равно, что будет потом — ад или вечная пустота. Или тьма.

Кейт резко полоснула себя по левому запястью. От вспыхнувшей боли она выронила осколок, но снова подняла его и повторила экзекуцию с особой жестокостью, буквально вспарывая ткани. Кровь лилась с пугающей скоростью, однако девушка и не думала останавливаться. Присев на пол, она со всей силы взмахнула импровизированным лезвием, вскрыв вены на левой же ноге. Невероятные страдания опять выбили хрусталь из её руки. Но и этого ей показалось недостаточно. Из последних сил приподнявшись, она сделала глубокий разрез на правой ноге. И, напоследок, просто стремительно опустила запястье правой руки на злополучный осколок, позволив ему нешуточно вонзиться в податливую плоть. После этого упала на спину. Боль непрерывно жалила всё тело Кейт в такт сбивчивым ударам сердца. Перед глазами потемнело.

— Да… — еле слышно произнесла девушка, чувствуя скорый приход облегчения — смерти.

Уставившись мутнеющим взглядом в потолок, она добавила:

— Прости, Джек.

Она думала, что опять, откуда ни возьмись, явится рыжий котёнок, но вокруг никого не было. Спустя какое-то время Кейт начала замерзать, в теле появилась непреодолимая слабость, глаза словно заволокло паром. Под ней неумолимо растекалась огромная лужа крови. Оглушительная тишина, царящая в квартире, позволяла услышать удары собственного сердца.

Слабеющие удары.

Тьма распахнула объятья, с нетерпением ожидая старую знакомую.

* * *

Едва Джон зашёл в свою квартиру, как понял, что чёрта с два останется здесь на ночь. Причина подобной неприязни к собственному жилищу крылась этажом ниже. Сколько себя помнил, Стивенс хотя бы раз в неделю становился невольным слушателем очередного скандала "семьи", жившей под ним. Схема всегда была одна: супруги-пьяницы (выглядящие и в трезвом состоянии на шестьдесят лет при фактических тридцати; да и попробуй ещё их встреть не "под градусом" — проще освоить шаттл без посторонней помощи) сначала устраивали глобальную попойку, а потом, заглушив и без того скудные умственные способности алкоголем, принимались высказывать всё, что они думали друг о друге, не чураясь таких выражений, что им позавидовали бы даже постоянные посетители камер предварительного заключения родного полицейского участка. Впрочем, и таких "слов" оказывалось недостаточно, и в дело шли более весомые аргументы — кулаки и подручные средства. Единственное, что Джон никак не мог взять в толк — каким образом кретины до сих пор не перегрызлись насмерть? Но, с другой стороны, это лишь вопрос времени, которого Стивенс ждал с нетерпением. Конечно, он мог бы, воспользовавшись своим положением (как-никак, всё же служитель порядка), вмешаться в "семейную идиллию", да вот только не хотел пачкать руки, потому что сомневался в нецелесообразности применения табельного оружия. А уж когда они включали свою любимую музыку… Пистолет от себя приходилось прятать.

Дальше стало только хуже. Видимо, что-то в пропитанных алкоголем мозгах однажды замкнуло не на шутку, потому что "семейка" обзавелась ребёнком. Четыре года назад. Да, это надо было видеть — беременная "леди" с бутылкой в руке, двигающаяся исключительно по диагонали. Но непрерывный кошмар в жизни новорожденной бедняжки, которой дьявольски не повезло с родителями, по-настоящему начался с момента её возвращения в "семью" из роддома. В течение четырёх последующих лет Джон практически каждую ночь слышал её плач, который всегда стихал, едва начинались разборки между "родителями" (или заглушался громкой дебильной музыкой). Несколько раз он видел, как "мать" балдела вместе со своими дружками в клубах сигаретного дыма и перегара, абсолютно игнорируя несчастную девочку, вынужденную терпеть всё это дерьмо, мать его.

Он знал, что ждёт её в дальнейшем. Настолько, что без особых усилий мог представить её, встающую на колени с открытым ртом перед любым, кто даст на очередную дозу алкоголя или наркотиков. Само собой, такие понятия, как молодость и красота, минуют эту, в принципе, не виноватую девушку стороной.

"Нет, пистолет надо перепрятать…"