Из тьмы

– Послушайте, друг мой, а что, если нам… – начал Аполлон Григорьевич, но блестящей, как всегда, идее не суждено было явиться на свет. В кабинет робко заглянул дежурный чиновник слегка заспанного вида, что не помешало ему изложить нижайшую просьбу. Оказывается, только что телефонировали из 3-го участка Нарвской части. Просят срочно прибыть дежурного криминалиста. Так не изволите ли…

– Аполлон Григорьевич, что же сразу не сказали, что сегодня дежурите по городу? – сказал Ванзаров, вставая с мучительного диванчика. – Я бы не лез к вам с пустяками.

– Вот еще! Совсем, что ли, со скуки закиснуть, – тихо ответил Лебедев и громоподобно осведомился у чиновника, что там за ерунда случилась, что из-за нее беспокоят самого великого дежурного криминалиста.

Чиновник, мучаясь от желания как можно скорее уйти, смог доложить только невразумительные сведения: найдено тело, полагается непременный осмотр на месте обнаружения. Лебедев потребовал, чтобы ему немедленно сыскали пролетку. Чиновник счел это веской причиной, чтобы исчезнуть.

Сборы Аполлон Григорьевич завершил молниеносно: вынул из лабораторного стола потертый саквояж желтой кожи, который вмещал все, что могло и не могло понадобиться на месте преступления, и всегда содержался в полной выездной готовности.

– Не желаете за компанию? – спросил он без особой надежды. – Скоренько погоняю идиотов из участка, подпишу им протокол, и отправимся прожигать жизнь. У меня в «Данонъ» вход открыт всегда и столик держат. Отпразднуем нашу мужскую свободу. Тут и дежурству конец.

Ванзаров согласился без колебаний.

• 3 •

Ресторан «Данонъ» держал репутацию не только кулинарными шедеврами. На его кухне колдовали только первоклассные мастера половника и шумовки, в давние годы французские, а теперь – исключительно отечественные. Но одними подливками да консоме публику не удивишь. А «Данонъ» умел удивлять. Робкий провинциал, попадая в ресторан, испытывал глубокий шок от увиденного, сравнимый разве только с посещением царской резиденции.

Начать с того, что потолки ресторана уходили куда-то в небеса, персидские ковры с особо мягким ворсом дарили стопам посетителей нежные объятия. Пальмы и шторы были подобраны в стиле «короля-солнца», а роспись на стенах могла поспорить с любым из дворцов капризного монарха, кончившего жизнь на плахе. Гостя встречали с таким аристократическим почтением, что дух захватывало. С улицы в ресторан могли попасть только постоянные гости, и их, с почетом не меньшим, чем принцев ведут на коронацию, провожали к столику и предлагали расположиться в удобнейших креслах. А дальше каждая мелочь, от лощеного фрака метрдотеля до белоснежных скатертей, от идеально начищенных столовых приборов до хрусталя бокалов, от благоухающих официантов до меню в златокожаном переплете, скромно, но уверенно указывала, что гость оказался в храме кулинарии. Первое впечатление от ресторана было самое сильное. Но даже привыкнув к раю избранных гурманов, гость всегда помнил, какое это великое счастье, что его, простого смертного, пускают в священную обитель и назавтра с друзьями он сможет бросить невзначай: «Ужинал вчера в «Данонъ», рябчик у них удался…»

К услугам гостей имелось множество залов. В больших устраивались банкеты и торжества, а малые служили для встреч без посторонних глаз. Для избранных держали два особых кабинета, оказаться в которых можно было прямо с улицы через неприметный вход. Среди гостей ресторана были и такие, которым незачем было показываться в общем гардеробе или залах. Знали об этих кабинетах только те, кому они предназначались.

На сегодня в одном из таких залов был назначен ужин. Господин, пришедший раньше условленного срока, уже сделал заказ и теперь в некотором нетерпении ожидал появления гостя. Маленькими глотками он дегустировал марочный коньяк. К тайной встрече он оделся настолько скромно, насколько позволял его чин. Костюм от лучшего петербургского портного сидел как вторая кожа, а сам господин, даже если бы сильно захотел, не смог бы притвориться незаметным. В его лице было нечто, что выдавало в нем старого аристократа. Высокий красивый лоб, римский нос, глаза с грустинкой, правильный подбородок и щегольские модные усы надо было спрятать под маску, чтобы они не выдали его принадлежность к графскому титулу. Однако интимность этого кабинета спасала лучше любой маски.

Не успели стрелки карманных часов показать на девять, как в кабинет вошел другой господин. Пальто он скинул на заботливые руки официанта, быстро потер ладони, показавшиеся неприятно холодными, и, выразив глубокое удовольствие от встречи, обменялся с графом крепким рукопожатием. Граф лестно отозвался о пунктуальности своего визави. Что-либо еще кроме пунктуальности, характерное или особенное, заметить в госте было затруднительно. Он обладал настолько средней, незапоминающейся и ни в чем не выдающейся внешностью, что художник запил бы с горя над его портретом, а фотограф долго чесал в затылке: того ли человека он снял. Впрочем, невзрачность может служить иногда большим преимуществом.