Из тьмы

Город Воронеж, центр одноименной российской области, был местом жестоких боев во время Сталинградской кампании Второй мировой войны. Он был восстановлен после войны, и к 2010 году его население превысило восемьсот тысяч человек. Родина Воронежского государственного университета, он был одним из самых космополитичных городов России, хотя местные жители иногда жалели, что это так. Иностранные студенты, посещающие университеты в России, обычно сначала на год отправлялись в Воронежский государственный университет, чтобы отточить свои знания русского языка, и время от времени происходили столкновения - иногда неприятные - между коренными русскими и наплывом иностранцев.

Этого больше не случится, - мрачно подумал он, взбираясь на более южный из двух шоссейных мостов, которые когда-то пересекали реку, и оглядываясь на запад, ожидая, когда остальные его люди присоединятся к нему. - Разрушения, которые нацисты нанесли Воронежу в 1940-х годах, были ничем по сравнению с полным опустошением, причиненным шонгейри.

Ему и его роте партизан из тридцати пяти человек повезло, что они переправились через реку живыми. Несмотря на тотальность, с которой три четверти города были буквально стерты с лица земли, по периферии все еще оставались руины, и эти руины были населены. Во всяком случае, если "населенный" было верным словом для обозначения полуголодных банд мародеров, сражающихся за любую еду или другие припасы, которые еще могли быть доступны в обломках. Тридцать пять упитанных (по крайней мере, условно говоря) мужчин с явно увесистыми рюкзаками представляли собой заманчивую мишень для засады, даже если все они были вооружены. К счастью, только одна банда мародеров была достаточно глупа или отчаявшаяся, чтобы действительно попытаться напасть... что привело к ликвидации рассматриваемой банды.

Конечно, мы еще не прошли весь этот путь, не так ли, Петр? - кисло напомнил он себе.

Они преодолели худшие разрушения - и большую часть того, что когда-то было городом, - но внутренние районы впереди могли быть еще хуже. Город был разрушен взрывом и огнем, особенно его западная окраина вдоль реки, и отсюда казалось, что произошел по крайней мере один дополнительный кинетический удар на северо-востоке, но это было за пределами зоны основного удара. Большинство его строений все еще более или менее стояли, и выгоревшее море разрушенных стен, руин без крыш и разрушенных промышленных зданий предлагало всевозможные неприятные возможности. Это была одна из причин, по которой он решил пересечь этот участок при дневном свете, когда у них было больше шансов увидеть надвигающуюся беду.

Ушаков повернул голову, когда лейтенант Иван Анатольевич Колесников поднялся по лестнице моста, чтобы присоединиться к нему. Колесников был старшим командиром взвода в своей собственной роте; теперь он и Ушаков были единственными оставшимися в живых офицерами всего их инженерного батальона. Если уж на то пошло, насколько Ушаков знал, он, Колесников и сержант Федор Иванович Белов были единственными выжившими в батальоне - и точка.

- Что ж, это выглядит неприятно, - сказал Колесников, поворачиваясь, чтобы осмотреть пустошь к востоку от них. - И воняет тоже.

Ушаков кивнул. Он обнаружил, что у убитых городов был свой собственный запах склепа - тот, который сохранялся еще долго после того, как люди, которые в них жили, были убиты. Жара тоже не помогала. Он прикинул, что температура должна быть не менее пятидесяти градусов - он предполагал, что ему пришлось бы привыкнуть называть девяносто градусами, если бы он когда-нибудь принял предложение Алдокима и пошел работать туда, где используют систему Фаренгейта. Для Воронежа было чертовски жарко даже в это время года, а температура в сочетании с влажностью создавала ощущение сауны.

И усиливала зловоние.

- Я сам не пожалею, если вернусь на природу, - сказал сейчас Ушаков. - И не только из-за вони.

- Понимаю, что ты имеешь в виду. - Колесников поморщился. - Знаешь, если бы я жил здесь, я бы уже съехал. Кругом все эти сельхозугодья, можно подумать, что по крайней мере некоторые из этих людей рассматривают возможность стать фермерами, прежде чем умрут с голоду!

Ушаков снова кивнул. Сельхозугодья вокруг Воронежа были богатыми и плодородными даже по украинским меркам. И Колесников был прав - если бы люди, прячущиеся в руинах города, только захотели направить свои усилия на сельское хозяйство, они бы через несколько месяцев оказались в гораздо лучшем положении, когда сегодняшняя жара осталась бы лишь горьким воспоминанием.

Они умрут с голоду... если сначала не замерзнут до смерти, - подумал он, осматриваясь голубыми глазами, которые стали мертвыми вместе с его семьей. - Одному богу известно, какой будет зима, но я был бы удивлен, если бы до весны дожили двадцать пять процентов населения, жившего до вторжения. Предполагая, что гребаные шонгейри позволят кому-нибудь выжить.