Из Тьмы. Арка 4 (СИ)

…Осталось всего ничего: освоить метаморфизм на уровне, немыслимом даже для членов Храма Коукен, угу. Хотя, может быть, некоторые идеи и удастся воплотить.

Лет через несколько. Если меня не убьют и Яцуфуса не превратит меня в безумное чудовище, да.

На этой жизнеутверждающей ноте я окончательно пришла в себя и, смочив горло глотком разбавленного вина из фляжки, подошла к телу культиста.

Теперь некогда грозный (для бандитов) чернокнижник выглядел жалко: превратившаяся в лохмотья мантия, иссушенное вселившимся в него демоном тело с перекорёженными от трансформаций костями — словно наглядное пособие вреда заигрывания с силами, которые не понимаешь и не можешь контролировать. Хотелось бы верить, что если я паду, то мой конец станет хотя бы не таким жалким, как у бывшего учителя, отчего-то подавшегося в разбойники, а затем и культисты.

И на всех извивах своего жизненного пути — слабака-неудачника.

Наклонившись, подбираю замеченный мною кинжал. Его лезвие оказалось действительно из странного тёмно-коричневого металла — не чернёное — о чём свидетельствовали старые и новые царапины, в глубине которых виднелся того же оттенка материал. А ещё данный предмет фонил так же, как старые, напившиеся болью и отчаянием пыточные инструменты, некогда найденные мной в тюрьме южного города Кукута. Только здесь это свойство оказалось заметно более концентрированным: явно не природный артефакт, а плод трудов кого-то сведущего. И весьма последовательного в душегубстве с мучительством.

Возможно, колдун-неудачник нашёл в местных подземельях не только ритуальный зал и книгу — её, кстати, тоже надо бы поискать — но и этот любопытный инструмент, который я собираюсь сделать ещё более занимательным.

Мысленный приказ — и полуматериальная сфера бывшего демона вытягивается в длинную ленту, которая, оплетя ритуальное оружие, начала постепенно в него впитываться. Вскоре у меня в руке остался только кинжал — моя первая проба сил в попытках повторить тейгу и шингу, а также инструмент, в случае удачи обещающий стать полезным подспорьем в дальнейших изысканиях.

Пауль ведь мнит во мне чуть ли не восставшую из небытия реинкарнацию Первого Императора? Значит, надо оправдывать репутацию…

….и поставить на колени людишек этого мира!

Раздражённо тряхнув головой и сдув с лица прядку волос, отдаю команду воняющему страхом (и просто воняющему, да) недошогготу. После чего широкими шагами покидаю помещение.

Вот же! Опять не получится нормально выспаться, опять буду мёрзнуть и внутренне злобствовать! Ведь не хотелось же снова раскрываться для тейгу! Но такая возможность тоже выпадает не каждый день.

Эх-х… Ладно. Призову Коврика, сделаю для себя чашечку-другую сладкого какао, съем упаковку печенья — и, глядишь, жизнь заиграет новыми, более светлыми красками. Тогда можно и к немногочисленным узникам спускаться — без желания всех мучительно убить и риска запугать освобождённых пленников банды до той степени, что они сами запрутся в своих камерах, хех. А меня, между прочим, ждут ребята. Которые, вероятно, уже расправились со своими бандитами и освободили неудавшихся рабов.

Не стоит заставлять их ожидать, а также нервировать Акиру, переживающую за отправившуюся в лапы «страшного чернокнижника» сокомандницу и командира. Вернуться в подземелье колдуна можно и позже, когда удастся восстановить внутреннее равновесие, а труподемон сожрёт всю органику и, закопавшись поглубже, покинет своё вместилище, отправившись в родной мир.

Может, потом снова призову его. Всё же довольно занимательный экземпляр, аномально сообразительный для низшего.

Глава 12 Добро из зла?

Когда Коврик прибыл к бандитскому форту, рядом с которым высадились ребята, хозяйка летающего монстра уже успела немного отойти от последствий недавнего эксперимента и хорошенько заправиться кофе, а потом и какао с различными сладкими заедками. Подтверждением победы над шёпотом узника тейгу служило не только относительно благодушное настроение, подогреваемое висящим на поясе собственноручно изготовленным артефактом, но и реакция освобождённых пленников. Если точнее — отсутствие страха от кровожадного вида «доблестной спасительницы» и окружающих её остаточных эманаций Яцу.

Что способно лучше подчеркнуть миролюбивую беззлобность одной некроманси, только что завершившей тёмный ритуал, чем отсутствие означенных признаков?

Нет, желание выбросить неприятно попахивающих бывших узников за борт осталось, но пребывало в фоновом режиме. Это же относилось к жажде что-нибудь — лучше кого-нибудь — сломать, полюбоваться видом освобождённого от черепа человеческого мозга или насладиться вкусом свежевырванного, ещё бьющегося сердца (почему-то создавалось ложное впечатление, что оно окажется мягким и сладким). В общем, безумие бурлило и пенилось, но не имело ни шанса вырваться. Пребывало под гнётом воли, словно какое-то блюдо, готовящееся на умеренном огне под прозрачной стеклянной крышкой.