Из того ли то из города (СИ)

Дивится Дюк - кому бы это быть? Просто так заглянуть - зазорно, ждать - тоже вроде как не к чести. Кто бы там ни был, а проснется, выйдет, спросит - за какой надобностью поджидаешь? - что и ответить-то? Надо бы в город подаваться, ан любопытство одолевает. Может, встреча эта к добру? Как же мимо добра проехать-то?

И решил Дюк испытание устроить. Спешился, коня своего легонько этак к тому, что пасся, подтолкнул. Так решил, что ежели они промеж себя поладят, вместе ходить станут, то встреча эта - к добру. А коли нет, - под уздцы, и в город.

Поладили кони. Бродят себе рядышком, выискивают, где травка посвежее. Ну, знать так тому и быть. Присел Дюк на кочку - вот ведь напасть, на муравейник угодил, - спохватился, сел на другую. Опустил голову на ладони, вдаль посматривает, да и сам невзначай прикорнул.

От того проснулся, что кто-то его очень невежливо за плечо потряс. Открыл глаза, голову поднял - стоит перед ним молодец дюжий, руки в боки, сам нахмурившись и неприветливый.

- Кто таков будешь? Чего й то при оружии поджидаешь? Никак, силушкой помериться вздумал? Аль от князя посланный?

Дюк его почему-то таким и видел.

- Гой еси, Илья свет Иванович! Одно солнышко красное на небе, один месяц ясный, один богатырь в Киеве! Не мне с тобой силушкой меряться, потому как признаю за тобою первенство. Зовут же меня Дюком Степановичем, из далеких краев я, с Волыни. И не от князя посланный, - к князю едущий.

В одну сторону Илья голову склонил, в другую, потом спрашивает.

- Коли ты из краев далеких, откуда ж меня знаешь? Сказал кто?

- Песни в народе сложены, оттого и знаю.

- Песни сложены... Один месяц, один богатырь... Твое счастье, что Добрыни с Алешкой поблизости нету, не то накостыляли б... И другие, коли б слышали... - беззлобно буркнул Илья.

- Накостыляли ли б, нет ли, это бабка надвое сказала. С ними б и разговор другой был.

- В Киев-то зачем пожаловал? Аль не в Киев путь держишь, а сюда стороной завернул?

- В Киев, в Киев... Наслышал я о дружине княжеской, вот, решил сам разузнать, что да как, а то и проситься. Шатер же случаем увидал, не знал, кто в нем. Но уж коли узнал, так помощи твоей прошу, Илья Иванович, советом выручи. Ты ж, поди, у князя самый главный в дружине богатырской? У тебя проситься по первости надобно?

- Был главный, да весь вышел, - посуровел Илья. - Нешто, думаешь, за здорово живешь я тут в шатре бока грею? Князюшка-то наш, вишь, жизнь новую затевает. Хочет, что все у нас было по-гречески. А кому не угодно, тот... В общем, - он махнул рукой и неожиданно спросил: - Ты, случаем, не голоден? У меня тут не княжеский стол, ан кое-что имеется.

- Отчего ж? Не откажусь, - просто отвечал Дюк.

- А скажи мне, Дюк Степанович, где это такое твоя земля? Долго ли добирался, не видел ли в дороге чего интересного?

Пока насыщались, Илья исподтишка на гостя поглядывал. Молод, хорошего обхождения, не беден, говорит прямо, без утайки. Невольно подумалось: таких бы молодцев поболее в дружину... И тут же осекся, где она, дружина та?

- Далеко... Сколько дней пути, и не считал. А интересного... Вот в песне одной пелось, что выбрал ты как-то дороженьку прямоезжую, супротив окольной. И на той дороженьке одолел силу злую - Соловья разбойника. Так ли было, Илья Иванович?

Принахмурился Илья, вспомнив, как дело было.

- Так, да не так, - сказал, взор в сторону отведя.

- Вот и у меня тоже. Сказывали мне, что на дороженьке прямоезжей три заставы неминучие поджидают. Одну не миновать, чего уж про три речь вести. Только я не послушался. Окольной я б еще и вполовину не добрался. Подъезжаю это я к первой - горам толкучиим; иыи ж как горы врозь ростолнутся, а потом вместе столнутся - только мокрое место и останется...

- Ишь ты, - покачал головой Илья. - Ну, и как же ты?..

- А так, - хитро улыбнулся Дюк. - Взял плеточку о семи шелках, огрел коня поперек хвоста, он меня разом через заставу ту и перемахнул.

- Обманул, значит, судьбу, - хохотнул Илья.

- Не без того...