Из того ли то из города (СИ)

Настал черед Илье подивиться.

- А это кто такие? - спрашивает. - Сколько на свете живу, никто словом не обмолвился...

- Так много ль ты на свете-то живешь? - усмехнулся Святогор. - Я - и то с трудом припоминаю. Братья родные. Горыня - тот горы сворачивал; где дорогу торил, а где загораживал. Дубыня - дубьё верстал; который дуб высок - тот в землю пихал, а который низок - из земли тянул. Чтоб ровные были. Усыня же, говаривали, положит ус поперек реки, и по усу тому, словно по мосту, что пешие, что конные, что телеги переправляются... Пришел я к ним, вот как ты ко мне, посмеялись они надо мной, однако ж не погнали. Научили кое-чему...

- А нонче они где?

Темная тучка пробежала по лицу Святогора.

- Про то сами ведают... Сгинули, должно быть...

Помолчали.

- А ратай? - спросил Илья.

- Что - ратай?.. Ах, этот... Попадись он мне, поквитались бы. Один только раз его и встретил, а уж на всю жизнь запомнил, хоть и давно это было. Я еще тогда с гор своих в иные места наведывался. Так вот. Еду себе путем-дорогою, гляжу, впереди меня идет кто-то. Не скажу, по какой надобности я тогда отлучился, не упомню, а тут, думаю, оно, хоть и пеший, а все ж таки товарищем будет, коли в одну сторону направляемся. Это мне сейчас до людишек дела нету, а тогда молод был, что где знать желал. Еду-еду, а он все впереди, и вроде даже - как было до него, так и осталось. Ну, подхлестнул я коня; прежде он рысцой трясся, а тут порезвее припустил. И опять - без толку. Ясное дело, прихватила меня досада. Конь-то мой, из первых первый, нет ему равных на всем белом свете. В полдня я с гор своих до Киева дорыскивал, по молодости да по надобности. А тут - ровно заговорили коня моего. Уж, кажется, во всю прыть летит, да только странник этот где был, там и остался. Не стерпел я, кричу: "Ай же ты, прохожий человек, приостановись не сомножечко, не могу тебя догнать на добром коне". Он и приостановился, сумочку с плеча уронил. Подъехал я, стал спрашивать: как так получается, что я его догнать не смог? Уж не кудесник ли он какой? "Нет, отвечает, просто ходить мне, оно не в диковинку. Сколько себя помню, всю жизнь на ногах". "Так ты что же, спрашиваю, послом каким будешь?", а сам посматриваю - одежа у него простенькая, лапотки старенькие, не годится такой в посыльные. По стати своей - богатырского рода. Дай-ка, думаю, предложу ему силой померяться. "От земли я, отвечает, за сохой всю жизнь, вот и приобык, к ходьбе-то". Нет, думаю, меня не проведешь. Вон они, плечи какие; такому быка положи, он и не заметит. "Сдается мне, подсмеиваешься ты надо мною, говорю. В сумочке-то что у тебя, в пыль ведь обронил?" "А вот подыми с земли, так увидишь". Ладно, думаю, будь по-твоему. Зацепил это сумочку концом копья, а она ни с места. Поднажал - копье согнулось, затрещало. Соскочил с коня, ухватился одной рукой, потом двумя - никогда прежде такого не случалось, чтобы малость малую да понять не сумел. Потянул со всей мочи, чувствую, в землю уходить начал. Кажется, будто не пот - кровь со лба побежала. Бросил тянуть, выбрался кое-как, не знаю, что и подумать: кого встретил. "Что ж там у тебя такое?" Нагнулся он, поднял сумочку, распахнул. Нет в ней ничего, только хлеба кусок. "Тяжко, отвечает, людям хлеб достается, сколько труда да силушки в него вложено, не каждому богатырю по плечу. Это тебе не мечом махать". Пойди его, пойми... "Звать-то тебя как?" "Микулушкой кличут, Селяниновичем". Вскинул себе сумочку на плечо, повернулся, и дальше направился. Какой он тебе ратай? Ясно, кудесник. "А скажи-ка ты мне, Микулушка, - вслед ему кричу, - может, ты судьбу мою ведаешь?" Остановился он, обернулся. "Я свою-то судьбу не ведаю, куда уж мне твою знать? Только, говорят, есть на белом свете такие горы Сорочинские, на тех горах стоит дерево великое, под ним - кузня. В той кузне - кузнец; он все знает. У него и спроси". "Как же мне кузнеца того сыскать? Я уж не первый год в тех горах живу, а про кузню ту слыхом не слыхивал". "Сыскать ее, в том ничего мудреного нету. Поезжай себе путем-дорогой прямоезжею до росстани, а от росстани влево сверни". И пошел себе, пошел, только я его и видел... Сейчас бы его встренуть, с сумочкой его. С тех пор у меня силушки-то поприбавилось, поквитался бы.

- А что же кузнец? Сыскал?

- Сыскал... Коли хочешь, и тебя к нему провожу.

- Это еще зачем? Мне свою судьбу знать надобно.

- Ты ж вроде как в ученье ко мне набиваешься. А с таким оружием тебе не то что в ученье, ворон в огороде пугать, и то неспособно.

- Так ты что ж, вроде как согласен?

- К кузнецу съездим, там и поглядим. Поздно уже, отдохнуть надобно. Как ты, не знаю, а я еще до солнышка подымаюсь. Вон сарай с сеном, там и ночуй пока. Не взыщи, иного места не приготовили, не знали, что в гости пожалуешь. Непривычны мы к гостям-то, да и не заносит сюда никого.

Сладко спалось Илье. Крепко. Так, что и не слышал, как Святогор поднялся. Только тогда глаза и продрал, когда тот об притолоку сарайную легонько постучал.