Спешился Илья. Огляделся, прислушался. Научил его Святогор лес слушать, чтоб в засаду вражескую не угодить. Нет впереди засады. Пошел тихо.
Вот оно селение, как на ладони. Все, что осталось. В полную силу погулял здесь огонь, ничего не пощадил. Даже печи, и те в крошево черное обратились. Должно быть, не справились люди с напастью, дождь справился, когда пламя и без того стихало, вволю натешившись. Вон какие потеки на земле, ровно руки, длинные да тощие, такие же пальцы растопырили. Как у кикимор, что из изб горящих выбраться не успели. Чернеют посреди серой земли. Эк ее опалило… У них в деревне тоже случались пожары, но чтобы вот так, все избы дотла, о таком не вспоминали.
А как же люди? Что с ними? Ни живых не видать, ни мертвых. Никто не копошится на пожарище. И вообще никого живого не видать. Ветер пепел да золу гоняет с места на место, а больше никакого движения не видать. Ворон нет, следов зверей диких — тоже. Хотя пожарище свежее, не более недели. А еще тишина особенная, не смотря что звуков всяких полным-полно. Уж не приключилось ли в этих краях болезни какой, от которой только так и спастись можно? Увели скот, увезли хозяйство, да и подожгли? Редко такое случается, однако ж бывает.
Насторожился Илья. Вроде как шевеленье впереди обозначилось, на самом краю пожарища. Поднес руку к глазам, всмотрелся, и впрямь — будто собака в угольях ковыряется. Добро. Собака, она иногда столько же, сколько и человек поведать способна, ежели в глаза ей всмотреться. Многое чего увидеть можно, коли уметь. Не убежит, испугавшись, так и узнаем, что приключилось.
Идет Илья, спокойно, размеренно, чтобы не спугнуть ненароком. А та вроде как не слышит, роется себе. Только когда звякнул ненароком кольчугой о стремя, услышала, прянула в сторону, поднялась на задние лапы и оказалась не собакой, а человеком.
Сколько лет — не определить, до того сажей вымазан. Рубаха, порты, серое все, пепельное. Волосы с одной стороны головы свисают, ровно пакля, с другой — торчмя торчат. И взгляд пронзительный такой, вызывающий.
— Здоров бывай, человече, — остановился Илья.
Тот немного помедлил с ответом, затем буркнул неприветливо.
— Здоровей видали…
Опешил Илья. Не ожидал такого приветствия ответного. Обидным показалось. Нахмурился. Посуровел.
— Ишь, надулся, ровно мышь на гречу… Испугались тебя, как же… Богатырь… Герой… Один такой, али много вас? Остальные где — по лесам прячутся?
— Ты чего несешь-то? Умом рехнулся? — грозно спросил Илья. — Какие-такие остальные? Кто по лесам прячется? С чего бы это?
— С чего бы это… — поддразнил селянин. С какой-то болью в голосе. — Вопросов насыпал, что баба гороху. Где ж ты был, ежели ничего не знаешь?
— Где был, там уже нету, — по-прежнему сурово отвечал Илья. — Далеко был.
— Вестимо, далеко. От степняков подалее…
Вот оно что. Как это он раньше не подумал? Припомнилось, что пятна эти самые черные, непонятные, цепью вытянулись. По-иному вокруг себя глянул. И сразу — заволокло глаза дымкой туманной. Откуда-то из глубины существа его раздался голос Боянов; на всю жизнь оставшуюся, видать, песню его запомнил. Все разглядел, все увидел, как и что случилось, как деревенька крохотная в пожарище обратилась.
— Ты, богатырь, того… Не из черниговской дружины, что ли, будешь? — услышал он сквозь видение. Очнулся. Не сразу в себя пришел. Дышать тяжко, глаза набухли. Не жалость, — злость — солью готова из глаз выплеснуться.
— Черниговской?..
— Ну да, — селянин смотрел на него уже не сердито, а скорее с любопытством. — Ты сам-то откудова будешь?
— Сказано же тебе было, издалека.
— Так ты что ж, и про город не слыхал, который Черниговом прозывается?
— Может, и слыхал… Не упомню.
— А коли не упомнишь, что за нелегкая тебя сюда занесла?
— Про то сам знаю. Скажи лучше, степняки здесь, стало быть, погуляли?..
— Они самые.
— А люди где?
— Кто где. Кто успел — в лес ушел, а кто нет… Видал, как с той стороны ехал, земля навалена? Там они…
— И много их было, степняков-то?
— Так кто ж их считал?.. Налетели тучей, пограбили, попалили, и дальше подались.
— Куда?
— На кудыкину гору. Тебе-то зачем знать?
— А чтоб случаем не встренуться, — хмуро ответил Илья. Ну и народ в этих краях!.. Ты к нему с добрым словом, а он на тебя с дрекольем. Ладно, без него управимся. Взгромоздился в седло, приладился.
— Ты чего это, и впрямь, что ли, вдогонку метишь? — недоверчиво глянул селянин.
Ничего не ответил Илья. Тронул коня, подался шагом. Нечего время понапрасну терять.
— Слышь, погодь…
Остановился Илья. Но не обернулся. Селянин подошел, глянул снизу вверх.