Из царства мёртвых

Он обдумывал эту идею, не выпуская руки Кристианы. А идея была довольно странная! Выходит, он мог ласкать любое гнусное животное под видом Риты, ему довольно было думать, что это Рита, и все тут. Никакой разницы между ложью и истиной, воображаемым и реальным. Бред больного!

Он с силой сжал руку Кристианы.

— Прошу тебя, — сказал он, переходя на «ты» былых времен, — никогда не лги мне больше, даже если это может доставить мне удовольствие. Мне необходимы твои глаза, понимаешь, глаза Максима, всех вас. Иначе не знаю, что со мной будет. А мне надо выдержать. Во что бы то ни стало. Через месяц, самое большее через два, я должен вернуться назад.

Кристиана осторожно высвободила руку и встала.

— Я еду в Ла-Рошель, — сказала она. — Вам ничего не нужно?

Нет! Эрмантье теперь ничего не нужно. Ни веревок для сетей, ни крючков для удочек, ни семян для сада.

— Привезите мне электробритву. Мне надоело кромсать себе физиономию.

На несколько дней электробритва станет для него игрушкой. Хотя это тоже маленькая капитуляция, еще один шаг на пути к смирению. «Что поделаешь, приходится привыкать», — думал Эрмантье.

— Купите ликеров, — добавил он, — аперитивы, «Пино». Юбер, должно быть, любит «Пино». Пусть не подумает, когда приедет, что попал в какую-нибудь дыру!

Саксофон снова затеял свою пустую болтовню, прерываемую время от времени неким подобием усмешки и Эрмантье не слышал, как уехал «бьюик». Впрочем какое это имело значение! Машина ему больше не нужна. Единственное, на что он способен, — это бродить по аллеям парка мелкими шажками, словно дряхлый старик.

— Не угодно ли мсье подвинуться немного? — сказала Марселина. — Мне надо вымыть веранду.

Эрмантье тяжело поднялся.

— Благодарю вас за кошку, Марселина.

Ему трудно было представить себе эту невысокого роста расторопную брюнетку… Не мог же он в самом деле потрогать ее, пробежать по ней пальцами.

— Еще один вопрос, Марселина… Посмотрите на меня… Скажите откровенно, я сильно переменился с тех пор, как вы в первый раз меня увидели? Я… очень похудел?

— Вовсе нет, — ответила она. — Вы такой же, как были.

— Точно такой?

— Да… точно такой.

— Хорошо, — устало сказал Эрмантье.

Ясно, ей тоже сделали внушение. У кого же узнать? Он неуверенно двинулся к двери, спустился по ступенькам. Струя воды из поливочного фонтанчика окатила ему ноги. Он успел забыть все ловушки сада.

Глава 4

Ужинали они в саду, в нескольких шагах от веранды. Воздух был насыщен влагой, и время от времени со стороны моря доносились раскаты грома.

— Дети мои, — сказал Максим, когда подали десерт, — не лучше ли вам вернуться в дом? Погода не важная.

— Вы не слишком устали с дороги? — спросила Кристиана Юбера.

— Я совершенно разбит, — признался Юбер. — Линия Лион — Ла-Рошель просто невыносима.

Он мог бы приехать на машине, но сам водил плохо, а завести шофера ему не позволяла скупость.

— Спокойной ночи, — сказал Максим. — Пойду выкурю сигарету на пляже, и баиньки… Нет-нет, не беспокойтесь.

Эрмантье не обратил внимания на его уход. Он был занят тем, что пытался определить запах, который недавно уловил. То был не запах гвоздики, не запах влажного газона и нагретой земли. Это пришло откуда-то издалека. Может быть, из долины? Или из соседнего сада. Во всяком случае, что-то необычное и раздражающее, так бывает, когда долго вспоминаешь какое-то имя, а оно никак не приходит на память.

— Попросите Марселину подать кофе, — сказал он.

Воцарилось молчание, затем раздался звонок, да такой яростный, что прислуга тотчас прибежала.

— Принесите, пожалуйста, кофе, — распорядилась Кристиана.

Она была обижена, потому что получила от него приказание. А она не желала получать никаких приказаний. И еще потому, что в голосе его слышались резкие ноты, предвещавшие бурю. Между тем он вовсе не хотел ее обидеть, все дело в том, что уже много лет оба они в любую минуту готовы были вспыхнуть из-за пустяка. Прежде Эрмантье мог просто пожать плечами и уйти. Сейчас же он был вынужден оставаться, и поэтому каждое слово имело значение. Впрочем, каждая пауза тоже. Только теперь начиналась их совместная жизнь, начиналась в раздражении и обидах.

Юбер открыл свою коробку с лакричными пастилками. Эрмантье почувствовал острый запах лакрицы. Он терпеть не мог этого запаха, а еще более — жеста Юбера, когда тот встряхивал на ладони круглую коробку. Разве мужчина может сосать лакричные пастилки? Да и вообще мужчина ли Юбер? Опять где-то у самого горизонта послышался раскат грома.

— Еще не стемнело? — спросил Эрмантье.

Снова последовало молчание. Возможно, прежде чем ответить ему, они обменялись взглядами.

— Пока еще светло, — вежливо сказал Юбер. — Все небо заволокло, но я не думаю, что гроза доберется до нас.

На скатерть что-то шлепнулось, затем послышалось жужжание, которое тут же стихло.

— Вот пакость! — проворчал Юбер.

Его стул скрипнул, ногой он раздавил что-то, хрустнувшее, словно яичная скорлупа.

— Жук-рогач, — заметил Эрмантье, — причем большой.

— Откуда вы знаете? — спросила Кристиана.

— По звуку.

— Любопытно, — удивился Юбер. — Иногда начинает казаться, что вы видите.