Из царства пернатых

Характер у малиновки весьма своеобразный. В нем есть и дурные, и хорошие стороны. К числу первых принадлежит драчливость и неуживчивость, как с себе подобными, так и с другими птицами, благодаря чему эти птички и держатся на воле всегда поодиночке; также и в неволе их нельзя держать в общих садках с другими комнатными птичками; исключения бывают, но весьма редкие. Мне принесли однажды осенью, в сентябре, молоденькую, совсем еще пестренькую малиновку. Не зная еще тогда хорошо нрава этой птички, я посадил ее в большой общий садок, где у меня находилось 14 различных представителей пернатой публики (зеленушка, щур, щегол, зяблик, коноплянка, клест, чечетка, ополовничек, чечевица, чижик, снегирь со снегуркой, пухляк и московка). До декабря, пока наша «милочка» не сменила еще вполне своего детского пестрого костюма на наряд взрослой красногрудой малиновки, до тех пор все обстояло благополучно: она была мила, скромна и составляла даже истинное украшение садка. Чуть, бывало, вечером зажгутся на рояле свечи и раздастся музыка, как «милочка» встрепенется, «затиктакает» со своими обычными отрывистыми поклонами, усядется на ближайшую к огню жердочку (садок стоял недалеко от рояля) и, уставившись прелестными большими черными глазенками на играющего, так мило станет напевать вполголоса свою серебристую песенку, что просто хоть расцелуй ее!

Но однажды (кажется, это было в конце декабря) слышу я из другой комнаты необычайное смятение в садке и время от времени громкий великолепный переливчатый свист. Прибегаю и что же вижу? Наша тихая, скромная «милочка» словно вдруг переродилась в какого-то ястребенка: распугав по углам всех птичек (даже большого щура), сидит, пригнувшись к жердочке, свесив крылья, плотно подобрав все перышки, вытянув шею и вперив «молниеносный» взгляд на самую верхнюю жердочку, на которой испуганно прижималась к стенке добродушная зеленушка. Точь-в-точь, как тигр, собирающийся сделать смертоносный прыжок на подкарауленную добычу! Не успел я опомниться, как маленькая забияка, с громким флейтовым свистом стрелой ударила в бедную зеленушку и, сбив ее с жердочки (даже пух полетел!), снова приняла прежнюю угрожающую позицию, только теперь устремив свой взор уже книзу, туда, куда переместилась сбитая сверху зеленушка. Видя всеобщее смятение обитателей садка (ничего подобного между ними не бывало) и опасаясь как за их благополучие, так и за благополучие самой «милочки», я поспешил принести сетку, которой ловят бабочек (без палки, конечно), и, накрыв маленькую злючку, пересадил ее в отдельную клетку – в одиночное заключение! Здесь она снова стала прежней «милочкой»: брала из рук таракашек, напевала вполголоса свои песенки, вылетала и влетала в клетку, словом – была очаровательная птичка. Спустя некоторое время, я попытался снова впустить ее в общий садок; но дня через два она опять стала буянить, так что пришлось окончательно отказаться от мысли держать ее в общем садке. Два года спустя, я снова сделал попытку держать взрослую малиновку в общем садке. Эта вела себя совсем скромно и ни с кем не ссорилась, но только вовсе не пела; когда же я отсадил ее в отдельную клетку – тотчас же начала напевать. Вообще, нужно заметить, что большинство певчих птиц охотнее поют, когда находятся в клетке совсем одни.

К числу хороших сторон малиновки относится ее сострадательность к больным и беспомощным птичкам. Брем рассказывает (в своей «Иллюстрированной жизни животных») следующих два случая, в которых прекрасно выразилась эта трогательная черта характера нашей птички.

Две малиновки (самчики) были посажены вместе в одну клетку. С первой же минуты между ними установились враждебные отношения: вечно они ссорились из-за каждого кусочка пищи, вечно дрались и гонялись друг за дружкой, словно смертельные враги… Как-то раз случилось, что одна из них сломала себе ножку. Тотчас же прекратились все ссоры и раздоры: оставшаяся здоровой малиновка не только забыла все свои счеты со столь ненавистным прежде сожителем, но даже стала немедленно ухаживать за больным, приносила ему пищу и всячески выражала свою о нем заботливость. Сломанная ножка срослась и зажила, выздоровевший самчик стал снова бодр и крепок, как и прежде, но ссоры между ним и его благодетелем прекратились уже навсегда.

В другом случае, пойманный на гнезде самчик малиновки, принесенный вместе со своими птенцами в комнату, продолжал и здесь кормить и согревать их, как и прежде на воле, и вполне благополучно вырастил в комнате всех своих птенцов. Спустя неделю в ту же комнату было принесено другое гнездо, с птенцами другой малиновки. Тот же сердобольный самчик тотчас же, как только услыхал жалобный писк голодных и беспомощных птенцов, подлетел к ним, долго и внимательно их рассматривал, затем поспешил к кормушке с муравьиными яйцами и, набрав полный клюв корма, угомонил голодных крикунов. С этой минуты он принял на себя уход за вновь принесенными птенчиками, которых и выкормил в лучшем виде, как будто это были его собственные птенцы.