Из уст в уста

И это ощущение только усилилось, когда я заметила, что Джек и Эми, уже не стесняясь, подслушивают мою беседу с копами. Они в открытую таращились на нас и ловили каждое слово.

Констелло, очевидно, почувствовал на себе взгляды молодых людей. Он резко обернулся к ним и, откашлявшись, произнес:

— Вас не затруднит подождать в столовой? Мы побеседуем с вами через несколько минут.

Джек и Эми растерянно посмотрели на Констелло. Возможно, они не ожидали, что их станут допрашивать, и немного встревожились или даже испугались, вообразив, будто подслушивание полицейских при исполнении служебных обязанностей карается штрафом. Как бы то ни было, дважды просить себя они не заставили и стремительно ретировались в столовую.

Я заметила, как Эми по пути бросила пристальный взгляд на Бартлета. Так смотрят на жертв дорожных происшествий. Со смесью ужаса и неодолимого любопытства.

Конечно, я сразу догадалась, зачем Констелло отправил молодых людей в столовую. Мало кому приятно, когда на него пялятся, но в данном случае следовало изолировать свидетелей друг от друга. В телевизионных детективах — а я посмотрела их не меньше миллиона — всегда так делают. Полицейские в кино допрашивают свидетелей раздельно, а потом сопоставляют показания.

Из чего я сделала вывод: Рид и Констелло вовсе не уверены в том, что ни я, ни Джек с Эми не замешаны в случившемся. Более того, копы отнюдь не исключают возможности сговора между нами. Вероятно, в их дубовых головах мигом созрела изумительная версия: мы втроем объединились в банду, которая специализируется на расстреле людей в домах, выставленных на продажу.

Если Риду и Констелло хотя бы на секунду могла прийти в голову такая чушь, то они не только походили на солонку и перечницу, но и мозгов у них было не больше, чем у этих столовых приборов.

Но поскольку в свое время я уже хлебнула горя с этими ребятами, то на сей раз решила оказывать копам максимальное содействие, дабы у них не возникло даже и тени подозрения в моей неблагонадежности.

Очень скоро выяснилось, что я была настроена чересчур оптимистично.

Рид и Констелло подождали, пока молодые люди исчезнут в столовой, и возобновили допрос.

Я с чинным видом уселась на церковную скамью.

Да-да, в прихожей Каррико у огромного окна, тянувшегося от пола до потолка, хозяйка установила церковную скамью. Дениз, наверное, ноги в кровь сбила, разыскивая этот образчик мебели, ибо скамья была точно такой же ширины, как и окно. Когда Джек и Эми удалились, Рид подтолкнул меня к скамье, словно без его помощи я бы не нашла к ней дороги.

Стоило мне сесть, как я в полной мере ощутила неловкость ситуации. Беседовать с полицейскими, взгромоздясь на церковную скамью, было несколько странно. Так и чудилось, что они вот-вот спросят: "Молилась ли ты на ночь?.." Но они не спросили.

Рид уселся рядом, положил блокнот на колено и опять принялся энергично строчить. Ни он, ни Констелло не произнесли ни слова.

Что записывал Рид, было выше моего разумения. Возможно, список продуктов, которые ему нужно купить по дороге домой.

Наконец оставшийся стоять Констелло открыл рот:

— Итак, что вы намереваетесь нам поведать?

Постановка вопроса мне не понравилась.

— Правду, — отчеканила я. — Когда мы вошли, Бартлет лежал на полу.

Я рассказала им все до мельчайших подробностей, какие только могла припомнить. Пока я говорила, Констелло, возвышавшийся передо мной, поглаживал свои черные усищи. Таким рассеянным жестом гладят кошек. Когда я дошла до признаний Бартлета, чернявый коп резко замер. А белобрысый — Рид — перестал строчить.

— "Девочка Портера Мередита"? Именно так он сказал? — уточнил Рид. Я кивнула. Следующий вопрос Солонки не добавил мне уверенности в себе: — Кто-нибудь еще слышал его слова?

Выходит, моих показаний было недостаточно. Я искоса глянула на Рида. Насколько я помнила, Джек звонил в «скорую», но Эми оставалась на пороге гостиной.

— Думаю, Эми Холландер, девушка, которая дожидается вас в столовой.

— Угу, — произнес Констелло. Возможно, мне померещилось, но это «угу» прозвучало весьма скептически.

Однако скептицизм Констелло был сущим пустяком по сравнению с тем недоверием, которое проявили полицейские, когда речь зашла о последней фразе Бартлета.

— "Больно стало"? — переспросил Констелло.

— Бартлет сказал: "Больно стало" — и застонал. А потом потерял сознание.

— Значит, "больно стало"? — задумчиво повторил Констелло.

— Именно. Я почти уверена, — упорствовала я.

— Почти? — поймал меня на слове белобрысый.

Я пожала плечами:

— Бартлет сильно ослаб и говорил тихо, но, по крайней мере, так я его поняла. — Рид молча ел меня глазами. Я выдержала его взгляд. — Послушайте, Бартлет не навязывался мне с признаниями. Пришлось его расспрашивать. Иначе мы бы вообще ничего не узнали.

Не понимаю, зачем я это сказала. Подозреваю, в надежде заработать очки в глазах полицейских. Заслужить их похвалу за то, что мне пришла в голову блестящая идея разговорить Бартлета, прежде чем тот отключится. Между прочим, я оказала Солонке и Перечнице великую услугу.

Однако копы не спешили с благодарностями.