Из Устюжского уезда

Послѣ картошей, хозяйка мнѣ дала морошки съ молокомъ. Это кушанье приготовляется такъ: кладутъ морошку въ горшокъ, ставятъ въ печь и когда ягоды довольно упрѣютъ, протираютъ ихъ чрезъ рѣшето; морса этого оставляютъ и на зиму ведра по три и по четыре.

— Сколько жъ тебѣ, хозяюшка денегъ надо? спросилъ я хозяйку, вставая изъ за ужина.

— А за что не деньги, родной?

— Какъ за что? за ужинъ?

— И родимый! Богъ съ тобой картоши свои, молочко свое; ягодъ Богъ пока много народилъ; за что-же брать-то? И то сказать: какъ же я возьму деньги съ страннаго человѣка?

— Да у меня деньги есть…

— И не говори этого! а коли у тебя есть, такъ поставь Богу свѣчку, вотъ и все! — А куда Богъ несетъ? круто поворотила баба, чтобъ покончить непріятный для нея разговоръ.

Поутру опять хозяйка меня накормила и опять не взяла никакой платы.

— Какъ мнѣ пройти въ Нефедьево? спросилъ я хозяйку, сказавъ ей спасибо за завтракъ.

— А вотъ ты спроси у моего мальца! отвѣчала она: онъ у насъ знаетъ, а я тебѣ не скажу.

— Онъ же почемъ знаетъ?

— Онъ ходилъ со слѣпенькимъ, такъ всѣ мѣста знаетъ; слѣпой-такой богатый; и добро-бы хорошо стихи пѣлъ, а то Дазаря, да Егорья, вотъ и все; а много собираетъ! Моему парнишкѣ отъ Николы вешняго до десяти дней послѣ Петрова дня цѣлковый по уговору заплатилъ; одному слѣпому ходить нельзя, такъ слѣпой поводыря нанимаетъ.

23-го августа, Нефедьево.

— Сколько верстъ отсюда до Вышняго Волочка? спросилъ я, выйдя изъ Невицъ.

— Извѣстно дѣло! отвѣчалъ мнѣ мужикъ, котораго я спрашивалъ: малый ребенокъ тебѣ скажетъ: до Волочка это восемьдесятъ верстъ будетъ; это вѣрно!

— Какъ же мнѣ около самой Устюжны говорили, что до Вышняго Волочка считается отъ Устюжны это восемьдесятъ верстъ?

— Это все равно, что отъ Устюжны, что отъ насъ, отъ Невицъ, — все тѣже сто восемьдесятъ верстъ!

— Да вѣдь изъ Устюжны въ Волочокъ надо идти на Нефедьево?

— На Нефедьево!

— Какъ не такъ, и отъ Устюжны и отъ Невицъ все сто восемьдесятъ верстъ? Вѣдь до Невицъ надо пройти…

— Пройдешь еще верстъ сорокъ, перебилъ женя мужикъ, такъ тебѣ меньше пойдетъ.

— Какъ? а то будетъ все сто восемьдесятъ?

— Всѣ будетъ сто восемьдесятъ.

— Это что-то хитро!

— А правду тебѣ сказать: кто здѣсь мѣрялъ дорогу? Никто! Мѣрила баба клюкой, да и махнула рукой: быть тутъ сто верстъ!.. Вотъ я тутъ тоже.

Кто ѣзжалъ по проселочнымъ дорогамъ, тому этотъ разговоръ не покажется невѣроятнымъ; спрашиваете вы: сколько верстъ до такого-то мѣста? «Верстъ будетъ 10, да и того не будетъ», отвѣтятъ вамъ. Вы проѣдете верстъ пять и опять спрашиваете, сколько осталось? «Верстъ 15t а то еще и больше!» получите совершенно неожиданно въ отвѣтъ; иногда верстъ не опредѣляютъ, а скажутъ какъ: «Близко! проѣдешь болото, да два поля, да двѣ пустошки, да лѣску немножко — вотъ тутъ тебѣ и будетъ!» Но мнѣ отъ русскихъ, собственно русскихъ, не случалось слышать, на разстояніи ста верстъ, одного и того же отвѣта — 180 верстъ.

— Скажи, пожалуйста, спросилъ я, пошапковавшись, лежащаго у дороги пастуха, сколько верстъ до Волочка? Мнѣ отъ самой Устюжны говорятъ: сто восемьдесятъ верстъ; скоро-ли будетъ меньше?

— Да ты кого спрашивалъ?

— Кто попадется, того и спрашивалъ.

— Да кого: русскаго или корелу?

— И русскихъ, и корелу.

— Нѣтъ, русскихъ ты не спрашивалъ; вѣрно, одну корелу; корела — та не знаетъ; корела сидитъ дома; корела землю оретъ, вотъ и все! а нашъ братъ русскій всегда кругомъ ходитъ; стадо знаетъ; и въ Питеръ ходитъ, и въ Боровичи, и въ Волочокъ, на барки, значитъ.

— Сколько же верстъ до Волочка?

— Самъ я не ходилъ на Волочокъ, а люди говорятъ, что до Устюжны, что до Волочка, что до Боровичей — сто восемьдесятъ верстъ; все равно тѣ же сто восемьдесятъ верстъ.

— Ну, а отсюда?

— И отсюда, говорятъ, что до Волочка, что до Боровичей все-таки сто восемьдесятъ верстъ.

— И ты, какъ корела, дома сидишь?

— Нѣтъ, прошлый годъ ходилъ къ большому Соловецкому… маленькій-то у насъ и дома есть, — приходъ у насъ Соловецкій… Такъ ходилъ я къ большому Соловецкому на море; братъ былъ боленъ, Богу обѣтъ далъ, сходить къ большому Соловецкому; обѣтъ-то далъ, да и померъ, не сходивши къ чудотворцамъ; пришла весна, я и говорю старикамъ: «Ищите себѣ на это лѣто другато пастуха, а я дойду Богу молиться». Ну, и сходилъ за брата на море къ большому Соловецкому.

— А то ты всегда въ пастухахъ?

— Всегда въ Сушигорицахъ пастухомъ живу, у царяднова [21] ночую и ужинаю; обѣдать не обѣдаю: возьмешь съ собою хлѣбца, соли, да тѣмъ и пробавляешься, еще хорошо, коли вода близко, а то просто намучаешься!..

— Работа пастуху, кажется, небольшая?

— Какъ, братецъ ты мой, работа небольшая, дождь, сивера, а ты все въ полѣ, да въ полѣ!.. А то еще волки одолѣваютъ: вотъ третьяго дни трехъ коровъ зарѣзали; погналъ я стадо домой, а три коровы за кусты зашли; мнѣ и не въ примѣту; такъ онѣ остались, такъ и пропали.

— Кто же за нихъ отвѣчать будетъ?

— А кому отвѣчать? никто не отвѣчаетъ!