Из варяг в Индию

На бывших рабов сходились посмотреть, расспросить о сгинувших где-то в неволе близких людях; в это время и пошел по Оренбургу слушок о том, что многие из вернувшихся угодили на рабский рынок при живейшем участии оборотистого Михаилы Зайчикова! Перовский, которому донесли об этих разговорах, приказал провести следствие. Оно и установило, что награжденный медалью «За усердие» доблестный маркитант действительно долгое время был главным организатором похищений людей. Его приказчики нанимали рабочих для уборки хлеба на хуторах купца, разбросанных в степи, вербуя их каждый раз на новом месте.

Предлагались хорошие заработки, давались крупные задатки. Во время страды работников хорошо кормили, а когда хлеб бывал уже убран и вывезен, в ночь перед окончательным расчетом их угощали водкой. Когда подвыпившие люди засыпали, являлись киргизы. Полусонным, перепуганным, им вязали руки и гнали в степь, а приказчиков Зайчикова оставляли на месте связанными, «со следами насилия на лице» — для обеспечения им надежного алиби. В обмен на рабов Зайчиков получал восточные товары, доставлявшиеся с караванами его деловых партнеров из Хивы. Эти товары с выгодой продавались, равно как и хлебушек, убранный задарма, но шедший «по настоящей цене», — и приносили немалые прибыли. Этот промысел продолжался не год и не два, но сколько точно — следствию установить не удалось.

Молва приписывала соучастие в этой «коммерции» еще нескольким оренбургским купцам первой гильдии, но это доказать не удалось, и под суд зимой 1841 — 1842 годов пошел только Зайчиков со своим старшим приказчиком Филипповым. Оба были приговорены к бессрочным каторжным работам.

Филиппов сгинул где-то в Сибири, а вот Зайчиков сумел вернуться. На этапе он «обменялся сроком» с одним из осужденных, воспользовавшись тем, что способы идентификации личности отсутствовали и установить, «тот иль не тот» арестант отозвался на выкликнутую фамилию, не представлялось возможным. В карточке каторжника, указывались самые примитивные приметы, по которым точно опознать личность было затруднительно, а потому богатые или «авторитетные» каторжники частенько откликались вместо тех, кто шел по малым срокам, заставляя их принимать свое имя и вместе с ним свой срок. Зайчиков сумел «махнуться» именами с кем-то из малосрочников и под новой фамилией отбыл всего несколько лет, после чего вернулся в Оренбург.

Все нажитое имущество еще прежде ареста купец предусмотрительно перевел на сыновей, отделив их от себя, и таким образом избежал конфискации имущества. Немало у него было припрятано и «заветных кубышек»; так что, вернувшись из Сибири, работорговец не бедствовал.

Говорят, на старости лет Михаилу Зайчикова заела совесть: живя под чужой фамилией, он выстроил храм, открыл богадельню, щедро жертвовал на благотворительность. Тайна его личности в городе была «секретом Полишинеля» — вскоре по возвращении Зайчикова опознали, но трогать не стали, не решившись «ворошить прошлое», — слишком у многих в Оренбурге рыло было в пуху. При повторном суде, назови беглый каторжник «кому, чего и скока», в Сибирь вереницей отправились бы многие. Но «неуязвимость» Зайчикова не спасла его от ненависти и презрения простых людей. Несмотря на все попытки «делать добрые дела», вслед «человеку похожему на Зайчикова» всегда сыпались проклятья и угрозы. Хутора и другая недвижимость Зайчиковых регулярно поджигались, и даже смерть работорговца не примирила его с земляками, его проклинали и в могиле. Легенды же о неправедно нажитых богатствах и сокровищах, зарытых Зайчиковыми, в Оренбурге ходят и по сию пору.

* * *

«Зимний поход» здорово напугал хивинского правителя, и он, освободив пленных, 18 июля 1840 года выпустил фирман, в котором сообщал своим подданным: «…Мы вступили с великим российским Императором в дела миролюбия с твердым намерением искать его высокой дружбы и приязни. Отныне никто не должен делать набеги на русские владения и покупать русских пленных. Если же кто в противность сего высокого повеления нашего учинит на русскую землю нападение или купит русского пленного, тот не избегнет нашего гнева и должного наказания…» В Петербурге в этом жесте увидели стремление смягчить отношения с Россией. Было принято решение готовить к отправке русских агентов в Хиву, Бухару, Туран и Коканд. В ответ на фирман император распорядился освободить просидевших под арестом более двух лет хивинских купцов, возвратить им товары и отпустить их домой. Велено было принять привезшего фирман в Оренбург хивинского вельможу Атанияз-ходжу как официального посланника. Атаниязу было около сорока лет, он держался очень солидно. До того как попасть в Россию, Атанияз совершил несколько дипломатических вояжей, исполняя поручения хана Аллакули: трижды побывал в Бухаре и один раз в Герате. Он был прилично образован и, кроме родного языка, знал еще персидский и арабский. При нем была свита из двух человек, что по восточным меркам было очень скромно.