Трубку сняла Катерина Мироновна, она и сообщила Нилке приятную новость: Рене обещал приехать уже завтра.
– Что ему здесь делать? – Сердце совершило такой кульбит, что Нилка непроизвольно поднесла руку к груди.
– По-моему, он к тебе приедет, – подколола внучку баба Катя.
– Что ему здесь, дом свиданий? – продолжала ворчать Нилка.
– Тю! Что это с тобой? – проницательно сощурилась Катерина Мироновна. – На себя не похожа.
– А то! – горячилась Нилка. – Нечего ему здесь делать. Мне работать надо, и вообще я скоро уезжаю в техникум.
Неудовлетворенное желание перегорело, оставив после себя привкус разочарования. Заглушая его, Нилка создавала очередной шедевр – на подрамнике у нее был растянут палантин из тонкой шерсти, глаз и рука были верными, и мазок ложился ровный, и все было бы просто чудесно, если бы не мысли – они размножались со скоростью, которой бы позавидовала мушка дрозофила, и были такими же уныло-одинаковыми.
Откуда им взяться, радостным?
Лето в середине, на участке вот-вот зацветут анемоны, а Рене ни разу не появился. Чем он так занят?
Конечно, целуется со своей овцой. Что еще он может делать?
И отлично. И пусть. Она уедет на занятия в техникум и больше не увидится с ним. Никогда.
Никогда – это очень долго.
Глухое отчаяние незаметно трансформировалось в глухую злость: и не нужен ей никто, кроме бабушки и картин Лин.
– Уезжаешь, и что? – недоумевала Катерина Мироновна.
– А то! – испытывая трудности с аргументацией, повторила Нилка. – Нечего ему здесь делать. Будет мне тут рассказывать о своей девушке – больно надо.
– Тьфу, – плюнула баба Катя устремляясь к выходу.
– Вечно у тебя я виновата. – У Нилки опустились руки. – Нет чтобы на моей стороне выступить и сказать этому твоему любименькому Ренеше: забудь сюда дорогу.
– Сама и скажи, – бросила через плечо бабуля и с оглушительным звуком захлопнула дверь в Нилкину комнату.