Из воспоминаний

До встречи с Симоновым я вообще не знал писательского мира Москвы и общался лишь со своими друзьями – гуманитариями из московских НИИ и некоторыми из старых большевиков, вернувшихся в Москву после реабилитации. Мне помогали в новой работе и отдельные деятели из Академии педагогических наук, в которой я тогда работал. В этих условиях поддержка и помощь Симонова были для меня важным, неожиданным и приятным подарком судьбы, тем более что инициатива первой встречи исходила от самого Константина Михайловича.

Еще в 1963 году он прочел быстро распространявшуюся в списках рукопись моего брата Жореса «Биологическая наука и культ личности» – по истории агробиологической дискуссии в СССР. Хорошо написанная и понятная для любого образованного человека книга Жореса произвела на Симонова большое впечатление. Он попросил одного из друзей или помощников узнать, где живет и работает автор рукописи, и пригласить его для беседы. Для Жореса это были важные встречи, так как Симонов был не только известным писателем, но и влиятельным общественным деятелем.

У власти в стране стоял тогда Н. С. Хрущев, который активно поддерживал и Трофима Лысенко и лысенковцев. Но для последних быстрое распространение и очевидный успех книги Жореса среди интеллигенции представлялись крайне опасным делом. Они развернули против Жореса интенсивную клеветническую кампанию. Статьи с политическими обвинениями в его адрес публиковались не только в специальных журналах и в газете «Сельская жизнь». Одна из таких статей появилась в газете «Правда», а на очередном Пленуме ЦК КПСС на Жореса и его работу обрушился Первый секретарь Московского горкома КПСС Николай Егорычев. Были и доносы в КГБ, письма и заявления в Академию наук и другие учреждения.

Поэтому для Жореса была очень важна поддержка такого человека, как Симонов. Во время одной из бесед с ним Жорес сказал, что его брат пишет книгу о Сталине, и Симонов выразил большое желание прочесть мою рукопись. Именно Жорес передал мне приглашение Симонова и номер его домашнего телефона.

Я не вел в то время никаких дневников или записей о своих встречах и разговорах. Это было правилом относительной конспирации, которой я придерживался, начиная работу о людях власти. Поэтому я не могу сегодня даже назвать дату нашей первой встречи. Вероятно, это был или декабрь 1964, или январь 1965 года. К этому времени Константин Михайлович опубликовал журнальный вариант романа «Солдатами не рождаются», где в эпизодах был дан весьма убедительный, как мне показалось, образ Сталина.

Позже я понял, что Константин Симонов, многократный лауреат Сталинских премий, человек, неоднократно встречавшийся со Сталиным, даже обласканный им, активно участвовавший во всех идеологических кампаниях 40-х – начала 50-х годов, проводил теперь нелегкий пересмотр роли и личности Сталина, в том числе и роли его в победах и поражениях Отечественной войны. Поэтому для него была интересна любая новая работа о Сталине.

Но и у меня было несколько вопросов, которые я хотел бы задать Симонову. В только что прочитанном мной романе говорилось об освобождении после советско-финской войны нескольких тысяч старших командиров Красной Армии, в числе которых оказался и герой книги генерал Серпилин. Этот факт был известен и нам, историкам. Но в романе можно было прочесть еще и о том, что в самые тяжелые первые месяцы Великой Отечественной войны, когда мысли о возможности поражения стали все чаще и чаще появляться в голове Сталина, он отдал приказ не об освобождении нескольких сотен хорошо известных военачальников, которые еще томились в тюрьмах и лагерях, а об их расстреле.

Мне было важно знать – шла ли речь об известном Симонову реальном факте или это было правдоподобным художественным вымыслом. Забегая вперед, скажу, что Симонов ответил на мой вопрос как-то неохотно и неопределенно, и я не мог сослаться на его свидетельство. Но так или иначе, когда через какое-то время я созвонился с Симоновым и получил от него приглашение, то с радостью его принял.

Я шел к писателю с интересом, но без большого волнения. Я знал, что Константин Симонов не только очень популярный, но и очень влиятельный человек. Я читал почти все его романы и повести, но не пьесы и не стихи. При сравнении с книгами о войне Александра Бека, Петра Вершигоры, Виктора Некрасова произведения Симонова сильно проигрывали в искренности и силе воздействия на читателя. Как поэта я выше всех ставил Александра Твардовского с его «Василием Теркиным». Симонов, конечно же, писал лучше и честнее многих других, но он все же не был одной из вершин нашей литературы. Я также помнил и о той не слишком благородной миссии, которая выпала на долю Симонова во времена борьбы с «космополитами». Симонов несколько раз публично говорил, что в его жизни были поступки, которых он сейчас стыдится и о которых крайне сожалеет.