На полпути я его уронил и получил таким образом возможность перевести дух. Старик что-то раздраженно проворчал, но я оглянулся и увидел далеко внизу обеих лошадей. Они вернулись на отмель и затеяли игру — тяжело гонялись друг за другом, разбрызгивая воду. Темный обрыв служил отличным фоном для этой картины, подчеркивая серебряный блеск реки, бронзу и золото деревьев, сочную зелень травы.
Во дворе фермы Джон неловко остановился. Он раза два кивнул, сказал: «Спасибо, молодой человек», резко повернулся и ушел.
Я с облегчением укладывал ящик в багажник и вдруг увидел работника, который окликнул нас, когда мы шли к реке. Он устроился в солнечном уголке за кипой пустых мешков и, все так же сияя улыбкой, доставал из старого армейского ранца пакет с едой.
— Пенсионеров, значит, навещали? Ну уж старый Джон туда дорогу хорошо знает!
— Он часто к ним туда ходит?
— Часто? Да каждый божий день! Хоть дождь, хоть снег, хоть буря, он туда ходит, ни дня не пропустит. И обязательно чего-ничего с собой прихватит — мешок зерна или соломки им подстелить.
— И так целых двенадцать лет?
Он отвинтил крышку термоса и налил себе кружку чернильно-черного чая.
— Ага. Эти коняги двенадцать лет ничего не делают, а ведь он мог бы получить за них у живодера неплохие денежки. Удивительно, а?
— Вы правы, — сказал я. — Удивительно.
Но насколько удивительно, я сообразил только на обратном пути домой. Мне вспомнился утренний разговор с Зигфридом, когда мы решили, что фермер, у которого много скотины, не способен испытывать привязанность к отдельным животным. Однако за моей спиной в коровниках и конюшнях Джона Скиптона стояли, наверное, сотни голов рогатого скота и лошадей.
Так что же заставляет его день за днем спускаться к реке в любую погоду? Почему он окружил последние годы этих двух лошадей покоем и красотой? Почему он дал им довольство и комфорт, в которых отказывает себе? Что им движет?
Что, как не любовь?
Конные плуги изготовлялись еще в начале 50-х годов для мелких фермеров в Йоркшире, чьи поля располагались лоскутками на неудобных склонах, что превращало покупку трактора в бессмысленную роскошь. Плуги делали местные плотники и кузнецы, подгоняя их под рост фермера. Были плуги для легких и тяжелых почв, для неглубокой и глубокой вспашки, для рыхления пласта и его оборота. Самый легкий плуг весил около 70 кг, а самый тяжелый — вдвое больше.
Многие сельскохозяйственные работники в йоркширских холмах выкармливали поросенка, чтобы заколоть его в ноябре и обеспечить себя на зиму салом, ветчиной домашнего копчения и грудинкой. Последняя особенно ценилась, если была сладковатой на вкус и очень жирной. Существуют сотни рецептов приготовления из нее самых разных блюд. Сытный пирог из грудинки с яйцами можно было есть горячим за чаем или брать с собой летом в поле. Чтобы испечь такой пирог, раскатайте 0,5 кг слоеного теста на два пласта. Первый уложите на дно формы глубиной в 20 см и на него поместите 120 г тонких шкварок из грудинки, залейте их 4 яйцами, посолите и поперчите. Поместите сверху еще 120 г шкварок и накройте вторым пластом. Выпекать 30 минут при температуре 230°C.
Сено овцам на холмах доставлялось на санях или грузилось вьюками на лошадь. В окрестностях Хоуса для переноски сена из сарая в коровник или овчарню на небольшие расстояния использовались плетенки. Их изготовляли из согнутых орешин, соединенных переплетенными просмоленными веревками. В плетенку помещалось около 15–20 кг рыхлого сена, но в случае необходимости его можно было уложить вдвое плотнее.
Две прямые ореховые ветки длиной около двух метров срезались еще зелеными, сгибались в дугу, концы их связывались, и так они сохли год или больше, чтобы сохранить эту форму. Затем две такие дуги ставились вертикально на расстоянии примерно в ширину плеч взрослого мужчины, все четыре конца связывались просмоленной веревкой, образуя квадрат. Затем этот квадрат и дуги перевязывались веревками вдоль и поперек — так создавалась сетка.
Если лошадь, пережевывая корм, стирает зубы неравномерно, на них образуются острые шипы, которые могут поранить язык или внутреннюю поверхность щеки и мешают есть. Удаляются они стальными клещами. Свести их концы рукой ветеринару не по силам, а потому он накладывает клещи и удерживает их на месте, пока помощник поворачивает барашек, стягивающий рукоятки.
Ветеринар раскрывает рот лошади с помощью зевника из металла и резины. Повороты винта раскрывают зевник на необходимую ширину, а храповик удерживает его в этом положении. Один помощник держит голову лошади, а второй стоит рядом с барашком, которым придется сводить рукоятки клещей, если зуб окажется особенно крепким. Боли лошадь не чувствует, но ее может напугать треск.
19. Никогда не теряйся
— Не может ли мистер Хэрриот посмотреть мою собаку? — такие слова нередко доносились из приемной, но этот голос приковал меня к месту прямо посреди коридора.