— Ладно, погодите, сейчас схожу. — Она повернулась и ушла в дом. Я стоял, прислонясь к смрадной машине, чувствовал, как саднят царапины на руках и на носу, поглаживал прореху на рукаве и ощущал себя полностью вымотанным — и физически, и морально. За всю вторую половину дня я всего-то стерилизовал одну-единственную кошку, но ни на что больше у меня не осталось сил. Я тупо смотрел на приближающуюся миссис Бек. В руке она держала кошелек и, выйдя за калитку, встала прямо напротив меня.
— Десять шиллингов, так, что ли?
— Совершенно верно.
Она пошарила в кошельке, после паузы извлекла из него на свет десятишиллинговую бумажку и устремила на нее грустный взгляд.
— Ах, Джорджина, Джорджина, дорого же ты мне стоишь! — произнесла она печально.
Я робко протянул руку, но миссис Бек отдернула бумажку.
— Минутку! Я было и не вспомнила. Вы же будете швы снимать?
— Да. Через десять дней.
— Вот тогда и рассчитаемся. Ведь вам все равно еще раз приезжать. — Она сурово поджала губы.
— Как… еще раз? Не можете же вы требовать…
— Платить за неоконченную работу — это несчастье накликать, я так считаю. Я вам деньги, а с Джорджиной беда случится?
— Но… но…
— Нет уж, мое слово твердое, — сказала она, убрала бумажку в кошелек и защелкнула его с неумолимым видом. А потом повернулась и засеменила к дому. Но на полпути посмотрела на меня через плечо, улыбнулась и сказала:
— Вот так и сделаем. Уплачу, как вы приедете швы снимать.
До конца пятидесятых годов и позже на йоркширских фермах каждую неделю обязательно пекли домашний хлеб на дрожжах. Чайные лепешки, мягкие, в хрустящей корочке, разрезались пополам и либо намазывались топленым салом или мясным паштетом, либо прокладывались куском холодного мяса с маринадом. Это было очень сытное угощение к чаю. Чтобы испечь чайные лепешки, положите в 1 кг муки две чайные ложки соли и хорошо сотрите все это с 120 г топленого сала. Согрейте 0,5 л молока, разведенного водой. Отлейте немножко, добавьте туда две чайные ложки сахара и разведите 60 г дрожжей. Смешайте дрожжевую массу с мукой, постепенно добавляя разведенное молоко. Полученному тесту дайте подняться вдвое, затем хорошенько вымесите его и разрежьте на 12 порций. Из каждого куска сделайте плоскую лепешку и свободно разложите их на смазанном жиром противне.
Дайте им снова подняться вдвое. Выпекайте 15 минут при 230 °C.
Пастух, обходясь без помощи ветеринара, производил над каждым ягненком небольшую операцию — обрубал ему хвост до 5-сантиметровой длины. Длинный хвост пачкался в экскрементах, его облепляли мухи, откладывавшие яйца в шерсти. Личинки внедрялись в кожу, и ягненок серьезно заболевал. Перед тем как ампутировать хвост, пастух нагревал железный или стальной резак на рукоятке длиной около 30 см и затем нажимал им на хвост, положенный на чурбак. Горячий металл рассекал хвост мгновенно.
У основания каменной стенки толщиной около метра каменщик оставлял сквозные дыры непосредственно над длинными камнями, поддерживавшими двойную кладку. Главным назначением их было давать сток воде на склоне, которая иначе скоплялась бы у стены и медленно просачивалась бы сквозь нее по всей длине. Небольшие зверьки использовали водостоки как проходы, и в поставленные под ними ловушки попадало немало кроликов.
7. Вопли и шепотки
По-моему, сержанты всегда вопят. Если орали не на меня, так на кого-нибудь другого. И все-таки ни один сержант не мог бы потягаться мощью голоса с Леном Хэмпсоном.
По дороге на ферму Лена мне захотелось остановиться. Я свернул к обочине и положил локти на руль. День выдался жаркий и тихий, а этот удивительно красивый уголок был защищен холмами от резких ветров, которые иссушали на вершинах все, кроме вереска и жесткой травы пустошей.
Тут в зеленых ложбинах и овражках поднимали к небу свои могучие ветви величавые дубы, вязы, тополя, и их пышная листва даже не трепетала — таким неподвижным был воздух.
В зеленых просторах вокруг — ни единого движения, тишину нарушают только жужжание пролетающей пчелы и блеяние овец где-то вдали.
В открытые окна машины лились запахи лета — дыхание нагретой травы и клевера, ароматы невидимых цветов. Но в машине им приходилось вступать в соперничество с густым коровьим запахом. Перед этим я целый час вакцинировал вольно пасущееся стадо в пятьдесят голов и теперь сонно взирал на безмятежный пейзаж, сидя в замызганных брюках и заскорузлой от пота рубашке.
Я открыл дверцу. Сэм, наш с Хелен пес, радостно спрыгнул на землю и скрылся в лесочке. Я последовал за ним в прохладную тень, где среди толстых темных стволов веяло сосновой хвоей и сыростью опавших листьев. Откуда-то сверху, из сплетения ветвей, доносилось воркование горлицы — самые мирные звуки в мире.
И вот тут, хотя от фермы нас отделяли два луга, я услышал голос Лена Хэмпсона. Нет, он не скликал разбредшихся коров, а просто беседовал с членами своей семьи — как обычно, на пределе мощности своих неутомимых голосовых связок.
Когда я подъехал к ферме, Лен открыл мне ворота.
— Доброе утро, мистер Хэмпсон, — сказал я.