Из воспоминаний

Мои отношения с эмигрантской русской печатью в последние годы продолжали ухудшаться. Если и довелось мне прочесть в прошлом году положительный отзыв о моей и Жореса работе в области публицистики и истории, то лишь в статье польского эмигранта Андрея Дравича. Публикуя эту статью, журнал «Континент», естественно, сделал примечание, что он не может согласиться с каждым из положений А. Дравича. Польского исследователя удивляет в первую очередь та резкость и нетерпимость, которой отличается каждая из русских группировок за границей, и те «неистовые свары, которые раздирают русскую эмиграцию». Он деликатно замечает: «Первое слуховое впечатление каждого, кто склонит ухо в эту сторону, – гам перекрикивающих друг друга голосов. Как правило, сильно нажаты эмоциональные педали, нет недостатка в пророческом пафосе, и легче столкнуться с инвективами и требованиями, чем с обдуманными аргументами… Не нужно доказывать, что само эмигрантское положение, с его – так или иначе, всегда присутствующим– привкусом проигрыша, настраивают драчливо, а разреженный иностранный воздух облегчает резкие и не всегда координированные движения. Об этом знают все эмиграции мира, и как это знакомо польской эмиграции! Согласимся же, что русские оказались в особой ситуации, способной многое объяснить. В стране, которую они покинули, на их памяти не существовало общественное мнение и его организмы. Все, что личности, группы, круги, коллективы могли бы высказать по самым важным вопросам, закисало в стране как в бочке, забитой затычкой официальной линии. Ничего странного, что оно вырвалось с шумом. Идет коллективное обучение политической речи, поиск себя самих, настраивание голосов… Эмиграции приходится платить цену этого разрыва, причем, пожалуй, не слишком высокую, даже тогда, когда борцы на ристалище дискуссий считают дозволенными любые приемы. Нормы и формы явятся со временем – имейте терпение». [152]

Разумеется, размежевание среди диссидентов и внутри СССР, и за границей было неизбежно; это процесс, который начался давно и еще далеко не закончился. Одни авторы-диссиденты не приемлют самого понятия социализма, ненавидят его и не считают переход к социалистическим формам прогрессом ни в каких отношениях. Самые уродливые модели социализма XX века эти люди называют вполне адекватным воплощением мыслей и идей Маркса и Ленина. Они вполне соглашаются с тезисами официальной пропаганды, что в СССР уже построен «развитый» и «зрелый» социализм.

Другие авторы называют себя социалистами и выступают за справедливый социальный строй, но они не находят многих признаков социализма и социальной справедливости в современных социалистических странах и делают отсюда вывод, что никакого социализма ни в СССР, ни в ГДР, ни в Польше, ни в Румынии еще не было построено.

Я не придерживаюсь ни первой, ни второй точек зрения. Моя концепция, если ее изложить в двух словах, состоит в том, что в СССР причудливо перемешаны элементы подлинного и псевдо-социализма, и положение можно исправить разумными реформами, опирающимися на поддержку снизу и сверху. Может быть, я не прав, и я охотно приемлю любую дискуссию. Меня удивляет лишь крайняя резкость и нетерпимость, с которой и в кругу диссидентов ведется эта дискуссия. Меня удивляет, что и среди диссидентов то и дело появляются свои «вожди» и свои «боссы», свои «фюреры» и свои «аятоллы». Объявляя себя, как правило, сторонниками христианского мироучения, эти люди нередко проникнуты ненавистью ко всей инакомыслящим и не останавливаются в своей полемике перед грубыми выпадами, злобными нападками и прямой клеветой. Выступая во Франкфурте-на-Майне при вручении ему премии Международной книжной ярмарки 1977 года, польский философ-эмигрант Лешек Колаковский сказал:

«…я повторяю принципы, которые мы можем считать воплощением не только самого лучшего, но и самого неотъемлемого и неизменного в моральных учениях великих религиозных пророков и многих крупных философов:

Нет права на ненависть – ни при каких обстоятельствах. Абсурдно утверждать, что кто-то заслуживает ненависти. Мы способны жить без ненависти.

Отказ от ненависти ни в коем случае не означает отказа от борьбы.

Любая справедливость превращается в несправедливость, если пытаться утвердить ее с помощью ненависти, или, что то же, использование ненависти для утверждения правого дела ведет к его самоуничтожению.

Все эти мысли известны с древнейших времен, часть из них – явно моральные оценки, другие порождены опытом…

…Зло не может не существовать в мире, но горе тому, через кого оно приходит, – и это предостережение тоже один из наиболее прочных камней в здании нашей христианской культуры. Без него, то есть без уверенности, что распространенность зла не оправдывает существующее во мне зло, – понятие ответственности будет пустым и ненужным…»

Я могу лишь согласиться с большинством из этих высказываний Колаковского, хотя не являюсь приверженцем ни христианской, ни иезуитской философии.