Из воспоминаний

Все замечания Твардовского были справедливы и убедительны. Некоторые совпадали с теми замечаниями, которые мне приходилось ранее высказывать Евгении Гинзбург. Но я сам работал еще недавно в большом издательстве и мог считать себя профессиональным редактором. Для меня поэтому было очевидно, что все отмеченные Твардовским недостатки рукописи «Крутой маршрут» было бы нетрудно устранить при совместной работе автора и доброжелательного редактора. У меня поэтому не исчезло сожаление по поводу того, что Твардовский и Гинзбург не поняли друг друга и их встреча прошла более чем холодно.

Евгения Гинзбург любила «Новый мир», всегда читала этот журнал, но к самому Твардовскому относилась сдержанно. Иногда она говорила, что Твардовского, возможно, не устраивала ее еврейская фамилия. Но этот упрек был несправедлив, Твардовского задевало то, что в потоке рукописей о событиях и преступлениях сталинского террора, который шел в 1963–1965 годах в редакцию «Нового мира», почти всегда речь шла о трагедии коммунистов, интеллигенции, хозяйственных и военных руководителей.

Авторы этих работ почти не замечали страшной трагедии самого народа и особенно русского, украинского и казахского крестьянства. В повести Солженицына Твардовского привлекло именно то, что Иван Денисович – это простой русский крестьянин и солдат. Твардовский всегда выделял рассказы и повести, где речь шла о жизни, судьбе и мыслях рабочих, крестьян, служащих, рядовых людей. «Дамский мастер», «Неделя как неделя», «Артист балета», «Юность в Железнодольске», «Вера и Зойка» – это рассказы о парикмахерской, о жизни рядового экспериментатора, простого артиста, рабочих на стройке, о приемщицах в городской прачечной или химчистке.

Книга Е. Гинзбург начинается с драмы казанской городской партийно-советской элиты. Но дальше все меняется, и мы видим страшную трагедию тысяч и тысяч женщин в тюрьмах, в лагерях и на пересылках, на этапах и на тяжелых даже для мужчин работах. Почти во всей «лагерной» литературе мы видели обычно страдания мужчин. Но книга Гинзбург показала нам нечеловеческие страдания, выпадавшие в те годы на долю женщин, которым приходилось порой испытывать большие унижения и издевательства, чем их выпало на долю мужчин. Это обстоятельство не привлекло в редакции «Нового мира» должного внимания. В СССР книга Евгении Гинзбург выходила несколько раз в 1989–1991 годах – уже после ее смерти. Но это была уже совсем другая эпоха, когда влияние таких книг было уже не слишком велико.

В 1969 году главной темой моих бесед с Твардовским были все более настойчивые попытки реабилитации Сталина, исходившие «сверху» и находившие отражение в публикациях главных партийных газет и журналов, а также в материалах таких «толстых» журналов, как «Октябрь», «Молодая гвардия», «Наш современник». Я познакомил Александра Трифоновича с очередным вариантом своей книги «О социалистической демократии», и он прочел эту рукопись с большим вниманием. В апреле 1969 года я передал Твардовскому копию своего «Открытого письма в редакцию журнала “Коммунист”» с протестом против некоторых публикаций этого журнала, обеляющих Сталина. В это время меня уже начали вызывать и в райком партии, и в школьный отдел Московского горкома КПСС, требуя объяснений по поводу моей работы «К суду истории». Я отвечал, что это еще черновик, что это мое частное исследование, которое нигде не опубликовано и которое я никому не навязываю.

Тем не менее было видно, что на меня заведено «персональное дело», результатом которого могло быть в то время только исключение из партии. У меня никогда не было переписки с Твардовским, при частых встречах и при особом характере наших бесед в этом не было нужды. Однако перед праздником 1 Мая я неожиданно получил небольшое письмо из Пахры от Твардовского. Он поздравлял меня с праздником, призывал к стойкости и терпению и писал, что постоянно думает о моей работе и моей судьбе. Письмо было написано от руки и, как я понял, оно предназначалось не только для меня, но и для всех тех, кто, по мнению Твардовского, контролировал мою переписку и мою работу.

Упоминание об этом поздравительном письме я нашел в «Рабочих тетрадях» А. Т. Твардовского, но уже через тридцать пять лет. В записи от 30 апреля 1969 года, сделанной в 5 часов утра, можно прочесть: «Вчера написал десятка два неотложных первомайских приветствий, скучное и пустое дело, за исключением, может быть, таких адресатов, как Солженицын и Рой, – последнего приветствую впервые и с тенденцией» («Знамя», 2004, № 5, с. 150).

В этой же серии апрельских записок А. Твардовского я нашел и упоминание о нашем с Жоресом посещении редакции «Нового мира». Сам я об этом совсем забыл. Вероятно, это был очень короткий и случайный визит. Жорес жил в это время в Обнинске и приезжал в Москву раз в семь или десять дней по делам. Но Твардовский записал 12 апреля: «Вчера – посещение редакции братьями Медведевыми, моя ошибка – впервые видя их вместе, и, кажется, Жореса вообще впервые, поздоровался с последним, приняв его за Роя. Чудесная пара близнецов» (с. 144).