Из-за девченки

— Да мне не нравится, что мы с ним все время одни, одни... Даже когда в школе...

— На его месте я бы, наверное, тоже никого не подпускал.

— Вот и он, когда мы с ним по телевизору смотрели бой оленей, доказывал мне: третий — всегда лишний. Закон природы.— Она сняла с его джинсовой куртки приставшую белую нитку.— Но мы же не олени, люди...

— Это ты мне говоришь?

— Какая я эгоистка!..— вдруг осознала она.— Хотела узнать, как живешь ты, а говорю только про себя и Валерку... Ну, как ты?

— Я же сказал: вырабатываю силу воли.

— По-моему, она у тебя уже есть.— Начала наматывать белую нитку на палец, дошла до буквы «В» и бросила.

Колюне показалось, что на них кто-то смотрит. Оглянулся — никого.

— Значит, на выпускной не придешь? — повторила она вопрос.

— Я и на свеем-то, наверное, не смогу быть. Меня родители к себе забирают...

Не веря, она покрутила головой и спросила:

— Почему сразу не сказал об этом?

— Повода не было… И я еще не решил, поеду или нет...

— Слушай! — вся встрепенулась она.— Мы договорились перед экзаменами сходить всем классом на то же самое место, где озеро. Идем с нами! Всего на один день, а?..

— Есть примета: на старое место нельзя возвращаться. Будет несчастье…— Он провел рукой по затылку. Было ощущение, что кто-то навел на него увеличительное стекло.

— А мне так хочется, чтобы все повторилось,..— размечталась она,— И чтобы мы сидели у костра и чтобы дождь потом пошел… И еще я хочу послушать твою песню...

— Это была не моя песня. Руссоса.

— Все равно чья. Мелодию я помню...— Она напела начало песни.— А слова забыла...

— А это откуда, помнишь? — Он потянул за цепочку и показал ей латунный талисман.

— Нет,— извиняясь, улыбнулась она.

— У тебя телефон все тот же?

— Да!

— Я пошел,— поднял он руку.

— Я еще хочу спросить тебя...

— Знаешь, по-моему, на нас кто-то смотрит и сильно-сильно нервничает...

— Выдумываешь...— Она даже не оглянулась.— Мы еще увидимся?

— Скорее всего нет.

— Писать оттуда будешь?

— Не буду...

Она приподнялась на носочки и поцеловала его. Хотела, как сестра брата, в щеку, но Колюня не понял, испугался ее движения, отбросил голову назад, и получилось смешно: поцеловала его в подбородок.

— Позвони мне, ладно? — сказала она, повернулась и пошла прочь.

И он пошел, радостно размахивая двумя тяжелыми банками. От одного чересчур сильного взмаха его приподняло над бетонной дорожкой, и дальше он уже не шел; а низко летел над землей и улыбался, как улыбается во сне исцеленный от тяжелого недуга. В грудь приятно толкал латунный талисман...

Он и в квартиру не вошел, а влетел. Увидел на полу осколки битого стекла и камень. Пока ходил за помидорами, кто-то устроил в его комнате вентиляцию... Но возмущаться и тем более искать виновника не стал: сам когда-то совершал подобные подвиги. Снял со стены гитару, вытер с нее пыль, настроил. Потом набрал номер ее телефона и, когда она взяла трубку, спросил:

— У тебя есть чем записать? Я продиктую слова той песни и, если хочешь, спою...

— Ты так решил отделаться от меня? — засмеялась она.— Ладно, я записываю!..

Он продиктовал слова, потом повесил трубку на гвоздик и сел около нее с гитарой. Чтобы ей лучше было слышно, взял высоко, почти как Руссос, но скоро понял, что сорвется.

— Возьму ниже, ладно? — сказал он в трубку, и в этот момент через разбитое окно до него донесся ор.

Такой громкий и дикий, что на том конце провода его услышала Малышева и спросила:

— Кого там у вас режут?

— Сейчас узнаю,— пообещал он и вышел на лоджию.

Около дома, задрав головы к небу, стояли три пацана самого зловредного возраста, восьми-девяти лет, и, испуская омерзительных «петухов», пародировали его, Колюни, пение. Он по-хорошему попросил их замолчать. Пацаны, выставляясь друг перед другом, заорали еще сильнее. Тогда Колюня сорвал с банки крышку, обстрелял пародистов помидорами, одному угодив прямо в рот. И после этого вернулся к телефону-микрофону.

Допел песню. Потом пристроил около трубки колонку проигрывателя и поставил Шаляпина. А сам закурил. «Какой ты, оказывается, взрослый...— сказала она, послушав Шаляпина.— И еще я поняла: ты очень гордый...» И тут раздался резкий звонок в квартиру. «Подожди секунду! — взмолился он.— Я открою дверь и перезвоню...»

На лестничной площадке стояли три до предела возмущенные мамы, позади них — заплаканные пародисты, как кровью, перепачканные кумачовой слизью расквашенных помидоров.

— Посмотри, что ты с ними сделал?! — накинулись на него мамы.— За что?!

Почти в то же самое время кто-то позвонил в квартиру Малышевых. Катя открыла дверь. На пороге, покачиваясь от горя, стоял Валерий. Все лицо у него было залито слезами.

— Что с тобой?!

— Я видел тебя с ним... как на ладошке...

— Выследил... Войди же.— Она закрыла за ним дверь. Платочком промокнула слезы.— Вот не думала, что ты можешь, как девчонка... Ну прости меня. Я сама не знаю, что нашло на меня. Наверное, весна виновата...

Валерий заплакал еще сильнее.

— Да успокойся ты!— стала она его трясти за плечи.— Я совсем, понимаешь, ни капельки ему не нужна. У него все прошло. Честно, честно! Он сам мне об этом сказал...