Насколько я ненавидела свою работу, настолько же была рада сбежать от реальной жизни, хотя бы ненадолго. После работы Логан предложил сходить, перекусить, но все, чего я хотела, это вернуться домой и, наверное, завалиться спать.
— Я не виновата, что она не хочет тебя видеть! — войдя в дом, я услышала, как кричала моя мама. Пожалуйста, только не отец.
Я заглянула на кухню и увидела, что она говорит по телефону. Она ходила вперед-назад, а из ушей практически шел пар.
— Я не могу заставить ее пойти. Все, что я могу это сказать ей, — Она старалась держать себя в руках. — Ладно! — Мама послушала еще немного. — Я сказала, хорошо. Если это все, мне нужно идти. У меня куча дел. Пока.
Она со стуком положила телефон, от чего я вздрогнула.
— Кто это был? — У меня было такое чувство, что ответ мне не понравится.
— Твой отец. — И я была права. — Он хочет, чтобы ты с этого момента каждые выходные проводила с ним, как это сказано в судебных документах.
— Но я не хочу. Ты не можешь заставить меня пойти.
Мама закрыла глаза и сделала глубокий вдох.
— Милая, я знаю, что ты не хочешь, но ты должна пойти. Судья утвердил его посещения. Он твой отец, и хочет проводить с тобой время.
— Но я не хочу. Ему меня не заставить!
Почему он принуждал меня тратить время на него?
— Боюсь, все не совсем так. Он может обратиться в суд, если решит, что это я пытаюсь препятствовать вашим встречам.
— Но это не так.
— Да, однако, это его слово против моего. Это же только на выходные, — упрашивала мама.
— И почему папа такая задница?
Я боролась со слезами, которые так и хотели вырваться наружу. У него теперь была новая семья, зачем ему еще и я?
— Не называй отца задницей! Он просто пытается поддерживать с тобой отношения.
— Но почему только со мной? А как же Кэрри? В последний раз, когда я проверяла, она тоже была его дочерью.
— Потому что ей больше восемнадцати, и она живет в четырех часах езды.
— Так меня наказывают за то, что мне только шестнадцать? — Слезы больше невозможно было сдерживать. Так несправедливо, что я должна буду пойти.
Мама подошла ко мне и обняла.
— О, солнышко, поддерживать отношения с отцом вовсе не наказание. Он же твой отец, и то, что у него будет новый ребенок, вовсе не значит, что ты больше не его маленькая девочка. Используй этот шанс, чтобы заново построить такие отношения, какие у вас были раньше.
Я отодвинулась от нее, все еще чувствуя эту боль.
— Так как раньше уже никогда не будет. — Так нечестно! Я ненавидела, что папа заставляет меня делать эти. — Мне нужно на свежий воздух.
Я вышла обратно на улицу. Из-за духоты нормально дышать стало затруднительно. Клянусь, если бы я могла, упала бы на землю и закатила истерику, как два года назад. Вместо этого я села на крыльцо и опустила голову, позволяя слезам катиться по щекам.
Как же не справедливо. Я не хотела каждые входные тратить на него, и смотреть, как растет живот Триши.
— Что случилось? — спросил низкий голос, тем самым удивив меня.
Подняв голову, я увидела, как Остин присел на колени передо мной. Боже, что ему опять было нужно?
— Ничего. — Я быстро вытерла глаза.
— Не похоже на ничего. Снова из-за родителей?
Я кивнула. Понимала, если попытаюсь заговорить, опять заплачу.
Он поднялся и протянул мне руку.
— Пойдем.
Я покачала головой.
— Ну же. Обещаю, я не укушу. Давай немного пройдемся.
Я взяла его руку и позволила ему помочь мне подняться. Часть меня хотела убежать в дом и держаться от него подальше, но большая часть хотела пойти с ним. Наверное, я сошла с ума, потому что пошла.
— Даже не верится, что лето уже закончилось. Я еще не готов возвращаться в школу, — сказал он, пока мы шли вверх по улице, удаляясь от наших домов.
— Я тоже, — ответила я. — Можно тебя спросить?
— О чем?
— Что ты здесь делаешь? Разве ты не должен быть на какой-то вечеринке, напиваться и подкатывать к девчонкам?
— Ого. А ты невысокого мнения обо мне, — засмеялся он.
— У меня о тебе нет вообще никакого мнения.
Он перестал смеяться и, нахмурившись, покачал головой.
— Ну, сегодня никаких вечеринок и девчонок. — И снова засмеялся. — И как же мне заставить тебя улыбнуться?
— Никак.
Он продолжил корчить мне рожицы, и я больше не могла контролировать мышцы рта. Уголки моих губ поползли вверх.
— Ну вот. Мне больше нравится, когда ты улыбаешься, чем когда плачешь. Если хочешь поговорить, я умею слушать.
Часть меня хотела довериться ему и рассказать все, что накопилось в голове. Если бы это был десятилетний Остин, я бы выложила ему все в мгновение ока, но семнадцатилетний Остин это совсем другая история.
— Я не в настроении делиться.
Он коснулся груди в области сердца и сделал вид, будто я задела его.
— А это больно. Если не хочешь говорить со мной, ничего. Я смогу это пережить.
— Что ж, если ты в таком отличном настроении, почему же не расскажешь мне, что ты здесь делаешь? Чего ты от меня хочешь?
Мне нужно было знать, чего он добивался, потому что я больше не хотела играть в его игры.