Читаем Из-за вас я поверил в призраков полностью

«Быть может, еще не время, — сказал Лобстер, взглянув на часы и машинально приветствуя консьержку у входа, — мы пришли чуть пораньше, но это без разницы. В любом случае, предупреждаю: ты не должен смотреть на них так, как привык смотреть на все остальное, — продолжал он, обернувшись к Микки, — ты не должен смотреть на них, как на что-то живое, представь, что все это — статуи, которые по приказу выстроились для вас по стойке смирно или же застыли навечно после волшебного поцелуя…» Проход скрывался в складках большого занавеса из черного бархата, который колыхался, предупреждая о визите гостей, на ощупь пытавшихся определить, как же пробраться внутрь, и вдруг перед ними представало пространство, удивлявшее округлой формой, что было крайне неожиданно, поскольку входили они в здание, выглядящее снаружи почти как куб. Помещение, походившее на шахту, было обустроено в башне, где сломали старые перегородки и потолок, от вида всего этого голова сразу начинала кружиться, обычных лестниц здесь не было, подниматься следовало по спирали, шедшей то круто, то плавно, до конического стеклянного купола, снабженного скользящими занавесями, которыми никогда не пользовались, свет проникал снаружи, днем и ночью почти одинаковый, естественный, приглушенный; зал предназначался для экспозиций, кое-где стояли высокие ширмы, скрывавшие бесхитростные туалетные принадлежности, на створках висели позабытые детали одежды, куски материи, из которой скручивали тюрбаны; ноги утопали в ровном слое поблескивающего песка; в центре были расстелены восточные ковры, по углам которых вместо камней лежали разные вещи, чтобы ковры вдруг не взмыли в воздух, — бабуши, пустые ножны, на которых, словно на комоде, выстроились в ряд помазок, бритва и стаканчик для чистки зубов; по периметру зала к стенам крепились подвесные деревянные скамьи, где в отдалении могли сидеть разве что редкие сонные слуги в серых костюмах, проводящие бесконечные часы в ожидании и штопающие лежащую на коленях одежду, в которую им приказано вновь облачить господ; статуи, которых Лобстер описал Микки, представляли собой полуобнаженных здоровенных парней, лениво разлегшихся в наполовину скрывавших их огромных креслах; окутывали их тени, похожие на бархатные шали или плащи; в томной обстановке, то там, то здесь в сумраке белели чьи-нибудь вытянутые ноги, на которых проступали синеватые вены, массивные ступни покоились в серебристой пыли; тени пролегли и вдоль стен, гнездясь в небольших нишах, задернутых занавесями, похожими на величественный занавес у самого входа и скрывавшими нечто неведомое; порой одна из статуй, двигаясь медленно, словно в дурмане, поднималась и шла, пошатываясь, к такой нише, чтобы ненадолго скрыть голову под занавеской; ниши эти с колышущимися пологами, казалось, никуда не ведут и устроены лишь для удобства; в одной из них, довольно широкой и глубокой, бросавшейся в глаза, стоило только ступить на арену, располагалась статуя Девы, облаченной в одеяния инфантеро: бедра обтягивало мерцающее трико, розовые чулки обхвачены репсовыми подвязками, внизу черные мягкие туфли, ноги связаны, словно скоро должна состояться казнь; розово-черное болеро, прилегавшее к складкам пояса, расшито золотыми блестками и украшено гирляндами желудей, крепившимися к эполетам; вместо того, чтобы благословлять, рука словно сбрасывала покров, который специально был накрахмален и удерживался крепившейся к углам невидимой леской, что терялась под фризом; словно плащ инфантеро, он прятал собой того, кто пришел отогреться возле мерцающих свеч, горевших у подножия статуи; было ясно, что — это статуя Девы, а не обычного инфантеро, поскольку болеро облегало женскую грудь, а окаймлявшие овал лица белые ленты, прятавшие под собой шевелюру, напоминали те кружева, которыми украшали изображенья святых. Задрав голову, Микки взглянул на купол: на него со всех сторон изучающе смотрели лица, утратившие мертвенную бледность статуй и более оживленные, казалось, они подают ему знаки, неслышно шевеля губами, чтобы он к ним поднялся; кое-где на перилах висели, словно просушиваясь, алые ковры и фиолетовые с розовым подбоем плащи инфантеро.


Перейти на страницу:

Все книги серии vasa iniquitatis - Сосуд беззаконий

Пуговка
Пуговка

Критика Проза Андрея Башаримова сигнализирует о том, что новый век уже наступил. Кажется, это первый писатель нового тысячелетия – по подходам СЃРІРѕРёРј, по мироощущению, Башаримов сильно отличается даже РѕС' СЃРІРѕРёС… предшественников (нового романа, концептуальной парадигмы, РѕС' Сорокина и Тарантино), из которых, вроде Р±С‹, органично вышел. РњС‹ присутствуем сегодня при вхождении в литературу совершенно нового типа высказывания, которое требует пересмотра очень РјРЅРѕРіРёС… привычных для нас вещей. Причем, не только в литературе. Дмитрий Бавильский, "Топос" Андрей Башаримов, кажется, верит, что в СЂСѓСЃСЃРєРѕР№ литературе еще теплится жизнь и с изощренным садизмом старается продлить ее агонию. Маруся Климоваформат 70x100/32, издательство "Колонна Publications", жесткая обложка, 284 стр., тираж 1000 СЌРєР·. серия: Vasa Iniquitatis (Сосуд Беззаконий). Также в этой серии: Уильям Берроуз, Алистер Кроули, Р

Андрей Башаримов , Борис Викторович Шергин , Наталья Алешина , Юлия Яшина

Детская литература / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Детская проза / Книги о войне / Книги Для Детей

Похожие книги

Культура заговора : От убийства Кеннеди до «секретных материалов»
Культура заговора : От убийства Кеннеди до «секретных материалов»

Конспирология пронизывают всю послевоенную американскую культуру. Что ни возьми — постмодернистские романы или «Секретные материалы», гангстерский рэп или споры о феминизме — везде сквозит подозрение, что какие-то злые силы плетут заговор, чтобы начать распоряжаться судьбой страны, нашим разумом и даже нашими телами. От конспирологических объяснений больше нельзя отмахиваться, считая их всего-навсего паранойей ультраправых. Они стали неизбежным ответом опасному и охваченному усиливающейся глобализацией миру, где все между собой связано, но ничего не понятно. В «Культуре заговора» представлен анализ текстов на хорошо знакомые темы: убийство Кеннеди, похищение людей пришельцами, паника вокруг тела, СПИД, крэк, Новый Мировой Порядок, — а также текстов более экзотических; о заговоре в поддержку патриархата или господства белой расы. Культуролог Питер Найт прослеживает развитие культуры заговора начиная с подозрений по поводу власти, которые питала контркультура в 1960-е годы, и заканчивая 1990-ми, когда паранойя стала привычной и приобрела ироническое звучание. Не доверяй никому, ибо мы уже повстречали врага, и этот враг — мы сами!

Питер Найт , Татьяна Давыдова

Культурология / Проза / Контркультура / Образование и наука