Из заброшенной рукописи о Карле Марксе

Да будет сие ответом тем, кто заставляет нас верить, будто в той книге Маркс изложил свои открытия. Это книга не за Истину, а «против Прудона». Ясно сказано, чего же боле. Откройте эту книгу и убедитесь: она сплошь полемична.

Но! Нота Бене. Напрасно будете искать там четкой формулировки подлинного, коренного момента расхождений с Прудоном. Если судить только по тому, что и как написано, расхождения и вправду были только теоретического, академического характера.

А если вспомнить предшествующую книге переписку? Да приглядеться внимательней к концовке книги?

Заключительные страницы «Нищеты философии» - воспевание пролетарской революции, завершаемое цитатой из … Жорж Санд, которую (цитату) автор здесь же называет «последним словом социальной науки»:

Битва или смерть: кровавая борьба или небытие. Такова неумолимая постановка вопроса (4/185).

Так, увенчав поборницу свободной любви лаврами заслуженного социолога и спрятавшись за цитату из романа о таборитах, отвечает Карл Маркс на «майское письмо» Прудона.

Непосвященный читатель едва ли догадается, что существо «коренных расхождений» Маркса и Прудона в вопросах «теории и тактики рабочего движения» заключалось в одном вопросе – о кровавом терроре – и в одном невыносимом обстоятельстве – личном престиже Прудона.

Не узнает непосвященный читатель, что источник той «научной» книги – личное отношение Маркса к Прудону, где смешались два чувства: зависть и ненависть.

Глава 2 В ожидании Годо

В наше время последователи Маркса не афишируют, а другие недооценивают то обстоятельство, что Маркс всю свою жизнь провел в нетерпеливом ожидании пролетарской революции в Европе.

В некоторых позднейших описаниях дело выглядит, чуть ли не так, будто Маркс и Энгельс пророчески предвидели Октябрьскую революцию 1917 г. и едва ли не ради нее писали все свои книги и делали все свои дела. Действительно, Маркс несколько раз говорил о возможной революции в России. Он даже специально для России сотворил исключение из своей теории смены общественно-экономических формаций, разрешив России прийти к социализму, миную капитализм. Чего не сделаешь ради хорошего дела!

Но нам интереснее сейчас обратить внимание на другое. Самым серьезным образом Маркс и Энгельс, на основе своего учения, рассчитывали увидеть революцию в Европе – пролетарскую, настоящую, свою! – и принять в ней активное участие. Предсказывали они ее неоднократно и всякий раз «на днях». Поэтому оба перманентно готовили себя к революции и к переменам. Каждый по-своему.

Энгельс, как профессиональный воин (в юности был вольноопределяющимся артиллеристом, в 1849 г. участвовал в партизанском походе отряда Августа Виллиха в качестве адъютанта последнего) долгие годы изучал военные науки, чтобы руководить вооруженной борьбой пролетариата на уровне века (в связи, с чем в семье Маркса и, позднее, (не с подачи ли друга?) в Интернационале, получил кличку Генерал).

Если младший товарищ претендовал на столь высокий чин, то к какой же роли готовил себя старший? Напрасно мы стали бы искать в первоисточниках соответствующих признаний. Их просто не может там быть – его подняла бы на смех вся Европа. Но и без этого некоторые понимали, куда он метит.

Не так просто установить, когда появился марксистский термин “диктатура пролетариата” как выражение, наиболее адекватное сумме политических последствий чаемого Марксом революционного переворота.[29]

Теперь, попробуйте-ка найти в марксистской литературе определение этого термина! Ничего внятного не найти, кроме таких «объяснений», как «вооруженное подавление одного класса другим», «вооруженное подавление эксплуатируемым большинством эксплуататорского меньшинства» и тому подобной болтовни. А ведь кто-то из вождей – чуть ли не сам Маркс – учил, что истина конкретна. И марксисты-ортодоксы так любят словечко «диктатура пролетариата», будто знают его сокровенный смысл. Как выглядит на деле то, что этим словом называют, известно. Но совсем другой вопрос: как сам Маркс понимал это выражение.

Диктатура пролетариата – самый загадочный термин в марксизме, а соответствующее понятие – наиболее эзотерическое во всем лексиконе марксизма, который в целом не отличается особой ясностью и однозначностью. Марксисты никогда не делали попыток раскрыть подлинное значение сказанного термина по Марксу. Попробуем сделать это за них.

Перед нами письмо Энгельса к Марксу от 2 ноября 1864 г., по возвращении из Шлезвига и Дании, куда он ездил по коммерческим делам. Среди описания путевых впечатлений мы находим такое не совсем понятное место: